Журнальный мир

ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: 4 июля 1891 года.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: село Семилужное Томской губернии, близ г. Томска.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

В а с и л и й, крестьянин, 32 года.

М а р и ш а, крестьянка, 30 лет.

Н а с т е н ь к а, их дочь, 12 лет.

Л у к а, сосед Василия и Мариши, 33 года.

М а р ф у ш а, его жена, 29 лет.

П е т я, их сын, 11 лет.

К у з ь м а, житель соседней деревни, 29 лет.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й Р о м а н о в, 23 года.

К н я з ь У х т о м с к и й Э с п е р, 29 лет.

Ад ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а.

Т о м с к и й г у б е р н а т о р Т о б и з е н, 46 лет.

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о.

З в о н а р ь П а в е л, 19 лет.

М а с с о в к а.

Чуть левее сцены, в глубине – церковь, украшенная цветами и гирляндами из пихты и ели. Левее церкви – небольшая комната. Чуть правее сцены – гостевой дом Цесаревича с балконом. Дом украшен пихтовыми гирляндами, флагами с символиками Российской империи, царской фамилии и Томской губернии. Справа вдали – крутой овраг, под которым протекает ручей. На заднике сцены – деревенский пейзаж: дома и зелёные поля, убегающие за горизонт. По центру сцены стоит накрытый скатертью стол, уставленный дикоросами и соленьями с крестьянского огорода.

Картина первая. У гостеприимного стола

Вторая половина дня. За столом стоит Настенька. К ней подбегает с корзиной Василий. В корзине три четвертных бутылки по три литра каждая, на которых углём написано «Васькин квас».

В а с и л и й. Доча, спрячь быстрее, пока мать не схватилась. Нашёл-таки я свой рецепт! Праздник у меня сегодня! (Василий наклоняется за стол и ставит две бутыли на пол. Одну берёт себе.) А это – для старосты! Вот обрадуется! (Настенька задвигает бутылки подальше под стол.) Молодец, дочка! Сметливая! А-а… была не была (Василий прячет и третью бутылку), ничего для Его Высочества не жалко!

К ним подходит Мариша. Она одета опрятно, но скромно. В её руках красивое блюдо, накрытое вышитым полотенцем, на котором свежеиспечённый ржаной, вкусно пахнущий каравай. (Запах свежеиспечённого хлеба должен растекаться по залу.) На корочке кривыми буквами – надпись «Васин хлеб». Мариша подходит к столу. Ставит хлеб на стол. Вытирает рукавом лоб. Василий наклоняется к караваю, шевеля губами, пробегает взглядом по надписи, облегчённо вздыхает, вдыхает пряный аромат, целует жену в щёку. Та отмахивается.

М а р и ш а (сердясь). Успел-таки хлеб подняться да испечься, несмотря на твои шалости! И как ты, охальник, посмел буквы свои корявые наляпать?

В а с и л и й (гордо). Налепить…

М а р и ш а. Да не налепить, наляпать! (Бьёт его в сердцах.) Чуть не испортил всё! Тесто бережного касательства требует! Тесто – живое, оно дышит, пока поднимается… (Дразня.) Грамотей! Васин хлеб… Какой же он Васин? Написал бы уж тогда Семилуженский. С нашей ржи испечён, на наших полях выращен!

В а с и л и й (чешет затылок, проговаривая по слогам). Се-ми-лу-жен-ский… Это сколько ж букв! Не-е, Васин хлеб – лучше. (Гордо.) Хочу, чтобы Его Высочество знали, чей хлеб пробовать будут!

К столу подходит разряженная супружеская пара. Марфуша лузгает тыквенные семечки, Лука щёлкает кедровые орешки. Оба внимательно разглядывают, что на столе.

Л у к а (с укором). Гляди, и сало поставили! Не жирно будет на жаре-то?

М а р ф у ш а (завистливо, ехидным тоном). Зря стараетесь. Не будет Его Высочество со свитой здесь проезжать, а уж тем более останавливаться. Всем сказано у развилки дорог быть. Там Цесаревича встречать будем.

Л у к а. Да не на развилке, а у церкви. Вечно ты всё путаешь.

М а р ф у ш а. А зачем наш Петька на развилку побежал?

Л у к а. Чтобы глашатаев раньше всех встретить!

М а р ф у ш а. А-а-а. (Василию и Марише.) Поняли?

М а р и ш а (искренно). А вдруг да остановится у нашего стола… (Жалостливо.) Проголодался небось (тёплым голосом) сердечный.

М а р ф у ш а (злобно). Надейтесь, надейтесь…

Л у к а. (сплёвывая скорлупу). Надежда умирает последней…

М а р ф у ш а (с вызовом, сощурив глаза, руки в боки). А каравай-то кривой!

В а с и л и й. А ты на наш каравай рот не разевай!

М а р ф у ш а. Настенька такая красивая сегодня – не узнать! Бледненькая только. Что, опять мамке с папкой допоздна помогала?

В а с и л и й (простодушно, не чувствуя обиды, наклоняясь к дочке). Настенька, беги в дом да щёки свёклой натри.

Девочка стоит как вкопанная, никуда не уходит, трёт рукавом щёку. Щека становится красной.

М а р ф у ш а (ехидно, еле слышно, мужу). Протирай не протирай, рожей не вышла. Только Цесаревича пугать…

Л у к а. (незаметно подмигивая, толкает Василия). У них в свите, говорят, баб-то нет!

М а р и ш а (испуганно-заботливо). А кто ж им исть готовит?

Л у к а (размеренным тоном). Баба в дороге – токмо к раздору.

В а с и л и й (сомневаясь). Правильно.

М а р ф у ш а (возмущённо). Чё правильно? Много ты понимаешь!

М а р и ш а (мирно). Наши бабы сибирские и воевать, и любить умеют.

М а р ф у ш а. Не мы ли по весне волков от деревни отбили, пока вы по лесу их гоняли? (Показывает, как отбивали волков, словно у неё в руках палка.)

Л у к а. Это ты-то? Волков гоняла? Или чаи? (Показывает, как жена гоняет чаи – карикатурно расставляет пальцы, словно они держат блюдце.) (Женским голосом.) Ай, обожглась! (Расставляет пальцы другой руки, осторожно, выгнувшись всем телом, перекладывает блюдце. Карикатурно выпятив губы, дует на несуществующий горячий чай.) Ах, до чего вкусно!!!

Слышен красивый церковный звон одного большого колокола.

М а р ф у ш а (якобы торопясь). Благовест уж. Всё, в церковь пора… Богослуженье скоро.

Л у к а (шёпотом, жене). Не завидуй, жена, и на нашей улице праздник будет…

М а р ф у ш а. Ага-а… Надеюсь и жду…

Лука и Марфуша уходят, лузгая семечки и щёлкая орехи.

М а р ф у ш а (поёт). Семилужное село, ох, историей сильно! Проходила здесь граница государства самого!..

М а р и ш а (мечтательно). До чего ж красив звон колокольный, заслушаешься…

В а с и л и й (серьёзно). Сегодня особенно. Старается звонарь наш Пашка. Ишь, выводит… Одним колоколом такие чудеса творит…

М а р и ш а (мечтательно). А когда во все колокола играет, словно в небо взлетаешь… Столько силы даёт…

В а с и л и й (серьёзно). Мечтай не мечтай, без крыльев не взлетишь… (Обнимая жену.) Ангел ты мой чистый… Однако и нам идти пора… (Дочери.)

Ну, доча, на тебя одна надёжа. Остановится Цесаревич если, щедро всем со стола угости… Будь гостеприимной и ласковой…

М а р и ш а (с сомнением). Будет он останавливаться, как же!

В а с и л и й (нападая). Чего ж ты тогда хлеб старалась пекла? Встала рано, ни свет ни заря! (Смиренно.) На всё воля Божья! (Крестится, далее говорит, словно спохватывается.) Дочка, не забудь Государя Наследника Цесаревича кваском холодным угостить! Поняла?! (Настенька согласно кивает головой.)

М а р и ш а (насмешливо). А квасок-то где, голова твоя бедовая?! Опять забыл?

Мариша кладёт голову на плечо мужа, обнимает его. Крутит пальцем у его виска так, чтобы он не видел. Василий в это время смотрит на дочь. Настенька испуганно оглядывается вокруг, с подозрением глядя на зрителей. Показывает кому-то кулак. Потом резко приседает, заглядывает под стол. Поднимается, с облегчением крестится; незаметно показывает отцу жест руками, означающий, что всё хорошо.

В а с и л и й. Да, дочка, на корову рублик попросить не забудь…

М а р и ш а (поднимая голову, с укором). Да уж на рублик-то не больно разживёшься. На козу разве хватит…

В а с и л и й (спокойно). Не ворчи, жена. Много нас у государя. На всех рубликов не напасёшься… (Мечтательно.) А нам, может, и повезёт… Кто верит, к тому удача так и липнет! (Заглядывая в глаза жены.) Ты собаку-то в бане закрыла?

М а р и ш а (отмахиваясь). Да рано ещё. Договорились с бабами потемну. Как Наследник Цесаревич в баньке-то жаркой помоется, пыль дорожную смахнёт, отдыхать пойдёт, так и закроем. Чтоб не слышен лай семилуженский был до утра. Собаки-то наши голосистые, что бабы! (Жалея.) Пущай выспится, родимый… Дорога-то длинная. (Восхищённо.) Это ж надо – через весь мир проехать!

Василий и Мариша спешат уйти, но оба смотрят по сторонам деревни. (На большом экране или на заднике сцены в виде слайдов или фильма зрителям показывается село Семилужки.) Местность села холмистая. Дома тянутся до бесконечности, то исчезая за холмами, то выскакивая крышами. Вдали – лес. Между холмами – озеро.

В а с и л и й (мечтательно). Да, необъятна Русь-матушка. (Раскидывает руки по сторонам, крутит корпусом.) Вот бы и нам посмотреть…

М а р и ш а (укоризненно). Да ты в соседнюю деревню доехать не можешь (обращаясь к зрителям, протягивая к ним руки), уж сколько прошу.

В а с и л и й (с превосходством). Ха, так то по делу, в мастерскую. (Рассудительно.) А ежели просто страны диковинные увидеть? (Далее шуточно говорит, хватая, обнимая жену.) Баб чужестранных пощупать…

М а р и ш а (довольно улыбаясь, сначала прижимается к нему, потом игриво пытается вырваться, но обнимает его сама крепко). Охальник (по-девичьи капризно)… Вот пожалуюсь Его Высочеству. Будет тебе рублишко на коровёнку…

В а с и л и й. Однако нам будет. В одной связке мы с тобой, Мариша.

Как только родители уходят, Настенька достаёт осколок зеркальца. Смотрит на себя оценивающе. Плюёт на зеркальце, протирает его об одежду. Поправляет волосы. Вставляет в косу полевой цветочек. Смотрится ещё раз. Улыбается себе довольно.

Картина вторая. У церкви

Василий и Мариша подходят к нарядной церкви, оглядываются вокруг. Звон колоколов всё разнообразнее и сильнее. Вокруг много людей, разных по возрасту и по положению. Взрослые, дети. Все воодушевлены и взволнованы предстоящей встречей.

В а с и л и й. Глянь, как купцы наши постарались. Глаз не отвести.

М а р и ш а. Куфтерины, что ль?

В а с и л и й. Они самые. Эти своего не упустят. Деловые.

М а р и ш а. Дом такой отгрохали! За три дня! Да с пристройками.

В а с и л и й. За деньги и я тебе хоть что построю. Жёнушка, дай 10 копеечек, душа просит…

М а р и ш а. Вот бессовестный! Как можно?!

В а с и л и й. Да я ж после, не сейчас…

М а р и ш а. Дорожка-то ковровая какая длиннющая, я и не видала такую сроду!

В а с и л и й (завистливо). Да, обогатятся потом купчики, лоскутки продавая… (Торжественно поднимая палец.) Как же – сам Государь Наследник Цесаревич по дорожке красной хаживал!

М а р и ш а (возмущённо сердясь). Ну и выдумщик ты у меня! (Обращаясь к зрителям.) Да как только такое в голову прийти может?! (Стуча пальцем мужу по голове.) Откуда ты эти мысли берёшь?.. (Спокойно объясняя.) Куфтерины, если и сами зарабатывают, то и с другими щедро делятся!

В а с и л и й (в глубокой задумчивости). Да-а, поэтому, говорят, к ним копейка и липнет…

М а р и ш а (спокойно). И дорожка эта как память храниться будет у кого-нибудь в доме…

В а с и л и й. Да их дело! Нам-то что…

Картина третья. У оврага и под оврагом в ручье.

Лука и Кузьма, стоящие отдельно от других на краю крутого оврага, спорят.

Л у к а. Ты из соседней деревни, вот и молчи, раз в гости пришёл. В наши Семи-луж-ки!

К у з ь м а. Вот именно, не семь лугов у вас, а семь луж! И баб красивых нет, кроме кривых Марфуш!

Л у к а. Что ж ты на мою Марфушку поглядываешь до сих пор?! Почему обнимаешь при всех?

К у з ь м а. Да показалось опять!.. Как ты достал меня, Лука! Держи кулак наверняка!

Кузьма толкает Луку, и оба они кубарем скатываются с крутого обрыва вниз. Внизу протекает ручей. Лука и Кузьма барахтаются в воде. Поднимаются мокрые, на них клочками висят стебли оборванных растений.

Л у к а. Холодная водичка! Бр-ры… Погоди (упирается руками в Кузьму, тяжело дышит), отомщу! Вспомнишь кузькину мать!

Лука наклоняется, поднимает камень, замахивается на Кузьму.

К у з ь м а (глядя на камень). А-а-а… дай подержать! (Кузьма пытается отобрать камень.) Моё!

Л у к а. Погоди, будет сейчас твоё – как впечатаю между глаз!.. (Отпихивает Кузьму, смотрит на камень.) Самородок?! Золото?! А ведь сколько лет ищут! Всю речку перерыли. Вот спасибо Цесаревичу! Сроду бы не узнали!

К у з ь м а. Не врали предки-то… Разбогатеем теперь…

Л у к а. Ага, как Куфтерины… Надо Цесаревичу самородок подарить, а он нам за это – разрешение и денег на открытие прииска даст!

К у з ь м а. Не даст!

Л у к а. Даст! Его Высочество щедрый и об народе заботится. (Кузьма нападает на Луку. Они дерутся.) Проворонил, ворона! Богатство упустил… (Лука разводит руками, но раздувшийся карман его выдаёт).

Кузьма (пристукнув по карману Луки). Про это место молчок… Сами тайком мыть будем! Ручей глубокий, не догадаются…

Л у к а (мечтательно, дразня Кузьму). Будет теперь моя Марфуша барыней ходить.

К у з ь м а. Ага, ты ещё ей расскажи…

Л у к а. Может, и скажу.

К у з ь м а. Да разве бабам доверять можно?.. Ваши семь луж…

Л у к а. Ты что – слепой? Где ты лужи видишь? У нас – луга!..

Лука топает ногой, брызги летят во все стороны, в том числе и на зрителей. Кузьма и Лука сцепляются и начинают кататься по ручью.

Картина четвёртая. У гостеприимного стола

Звучит красивый перезвон нескольких колоколов. Вдруг Настенька подскакивает, тыча указательным пальцем на дорогу. Слышен топот копыт, фырканье лошадей, приказ остановиться.

Г о л о с и з - з а к у л и с. Стой!

Из-за кулис с правой стороны сцены на секунду показывается морда лошади. На сцену выходит Цесаревич в сопровождении свиты.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Пешком пройдёмся, послушать перезвон хочу. (Обращаясь к Тобизену.) Хорошо у вас, Герман Августович! Воздух какой особый! Чистотой, Русью наполненный! Кедровник рядом? Дышится легко!..

Т о м с к и й г у б е р н а т о р Т о б и з е н. И кедровник, и много чего… И родник рядом течёт. «Царским» народ называет. Уж больно водичка хороша!

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Значит, отведаем. Коль душа запросит.

Т о м с к и й г у б е р н а т о р Т о б и з е н. Ваша правда, Ваше Императорское Высочество! Душу непременнейшим образом всегда слушать надо!

Пыля по улице, глядя себе под ноги, бежит Петя. Он невольно сталкивается с томским губернатором Тобизеном. Поднимает глаза. Ошарашенно всплёскивает руками. Убегает с воплями по направлению к церкви.

П е т я. А-а-а… Приехали… А гонцов-то не было… Опять не на ту дорогу свернули… А я говорил – своих караульных надо ставить!

По мере удаления голос мальчика становится всё тише. Наконец его не слышно. Все смотрят ему вслед. Цесаревич с пониманием, по-доброму, улыбается.

К н я з ь У х т о м с к и й. В селе Семилужном здороваться умеют?

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а. Умеют. Они всё умеют: и ткать и жать, и пить и жрать (спохватывается, понимая, что сказал что-то не то), и садить и ждать… Но народ-то дикий!

К н я з ь У х т о м с к и й. А садят что?

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а. Лён в основном, лён… (бросает взгляд на томского губернатора Тобизена) конопля ещё… рожь, овёс, ячмень, просо…

Т о м с к и й г у б е р н а т о р Т о б и з е н (шёпотом волостному старосте). Если что пойдёт не так, я тебя самого посажу…

Ц е с а р е в и ч со свитой подходит к столу. Н а с т е н ь к а подскакивает.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Как звать тебя?

Н а с т е н ь к а. А-а-а…

К н я з ь У х т о м с к и й. Бедная девочка, немая, что ли?

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а. Это она от радости, от волнения сказать ничего не может. (Наклоняясь к девочке, грозным шёпотом.) Чего молчишь?

Настенька стоит как вкопанная, глядя во все глаза.

К н я з ь У х т о м с к и й. Хлеб-соль твои можно попробовать? (Настенька резко наклоняется под стол, её не видно.) Ну вот, приехали. Накормили, спасибо!

Все недоуменно переглядываются. Настенька с трудом вытаскивает из-под стола тяжёлую бутыль, ставит на стол. Одним хватким движением выдёргивает пробку. Подставляет деревянную кружку, ловко наклоняет бутыль и наливает квас. Протягивает кружку Цесаревичу. Тот сначала пробует, затем всё выпивает.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Хорош напиток! Домашний! Ягодный или хлебный? Не пойму. Кто делал?

Настенька не отвечает. Цесаревич со стуком, звонко ставит кружку на стол. Настенька протягивает ему хлеб-соль. Цесаревич читает надпись «Васин хлеб», улыбается, отламывает кусочек. Другие из свиты пробуют хлеб и квас.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Спасибо, постарались… Вкусно. А хлеб, конечно, мамка пекла?

Настенька согласно кивает головой и пододвигает другую целую бутыль с квасом Цесаревичу. Цесаревич кивает адъютанту. Тот берёт бутыль. Протягивает девочке монетку.

Н а с т е н ь к а. А рублик?

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а. А-а! Всё-таки умеешь говорить-то!

Цесаревич смотрит на адъютанта. Тот нехотя протягивает рубль. Цесаревич продолжает смотреть. Адъютант протягивает ещё.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Ну, будь здорова! Так кто квасок-то делал?

Настенька молчит, прижав деньги к груди.

Т о м с к и й г у б е р н а т о р Т о б и з е н (почти про себя). Ладно, сами дознаемся, кто этот Васька таинственный…

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а (Настеньке). Ты чего молчишь?! Вот что про всех семилуженцев Его Императорское Высочество подумает? Из-за тебя…

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Ну что вы? Она – ребёнок. Ребёнку всё простительно… Так как звать-то тебя?

Н а с т е н ь к а (улыбаясь во весь рот). Настенька…

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Голосок твой красивый, напевный. Держи вот на память. (Протягивает Настеньке красивую простую брошку.) Бог в помощь, Настенька…

Н а с т е н ь к а. Спасибо…

Настенька с интересом разглядывает брошку, то поднеся её близко к глазам, то вытянув руку. Цесаревич смеётся.

Т о м с к и й в о л о с т н о й с т а р о с т а. На грудь нацепи, дура… Дай я…

Настенька спешно прячет брошку в карман. Подбегает староста села Семилужного.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о (запыхавшимся голосом). Ваше Императорское Высочество, рады приветствовать! Весь народ в церкви. Как велено было.

Отовсюду к Цесаревичу и его свите бегут нарядные люди. Раздаётся звон во все колокола.

М а с с о в к а (крича восторженно). Ур-а-а… (Обступили, кланяются, молятся, радуются.)

Ад ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а. Расступись!

Все расступаются, идут к церкви. Настенька остаётся стоять у стола. Староста села не идёт со всеми. Подходит к девочке, с подозрением рассматривая её и всё, что находится на столе. Хватает кусок сала, запихивает в рот. Жуёт. Отламывает половину колбаски, смотрит на начинку. Наталкивает в карман колбасы, сколько может впихать.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о (говорит с набитым ртом). А ты чего не идёшь со всеми? Боишься, добро порастащат? Так иди, я укараулю…Ты каким это квасом будущего царя-батюшку угощала? Покажь!..

Настенька накрывает широкой юбкой бутыль, стоящую под столом.

Н а с т е н ь к а. Нету больше.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. А ты чего дёргаешься? Что у тебя там?

Староста села заглядывает под стол. Достаёт бутыль. Прячет за пазуху.

Н а с т е н ь к а. Батюшка не велел.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. У всех у нас один батюшка… (Шёпотом.) Господь Бог…

Картина пятая. У церкви

Стены церкви красиво украшены гирляндами из пихты и ели. Кое-где торчат завядшие полевые цветы. Одна из женщин выдёргивает завядшие и на их место втыкает свежие цветы.

Перед церковью расстелена ковровая красная дорожка. Вдоль дорожки стоят жители. В руках цветы и транспаранты. «УРА БУДУЩЕМУ ИМПЕРАТОРУ РОССИИ», «СЕЛО СЕМИЛУЖНОЕ ПРИВЕТСТВУЕТ ЦЕСАРЕВИЧА НИКОЛАЯ», «ЕГО ВЫСОЧЕСТВУ СЛАВА».

Перед церковью стоят два прилично одетых крестьянина с хоругвью – религиозным знаменем, на котором изображён святой Николай с архангелами. За ними две женщины держат транспарант «НИКОЛАЙ, ПОМОГАЙ».

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Церковь ваша потрясающая! Много где бывал и много видел, такой нигде нет…

Цесаревич идёт по ковровой дорожке, заходит в церковь.

Картина шестая. В небольшой комнате

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. Спасибо, Господи, кажется, всё хорошо прошло. Не ударили в грязь лицом. И спасибо, Господи, что дождика сегодня не дал. А то топал бы будущий царь-батюшка не знаю как сквозь нашу слякоть. Хватит с нас Чехова прошлогоднего. (Передразнивая.) «…Грязь невылазная…» Барин, одним словом! Тьфу! Прости, Господи, ещё раз!.. Погоди, отомстят тебе томичи (грозя кулаком), вспомнят «добрым» словом!.. Найдётся какой-нибудь умелец, не даст народу забыть! (Обращаясь к зрителям.) А тротуары мостить который год некогда, всё время что-то мешает… Да и ни к чему они. Мы и так по грязи привыкшие… Лето короткое. Только соберёшься строить, доски напилишь, гвозди приготовишь, а тут – бац и… зима…

Староста несколько раз крестится. Вдруг открывается дверь, входит адъютант Цесаревича. Он подходит к старосте и протягивает ему 100-рублёвый кредитный билет.

Ад ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а. Его Высочество жертвует на церковь и повелел передать эти деньги вам.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. Премного благодарен! Многие лета Его Императорскому Высочеству! Благодарствую от имени всех прихожан.

Ад ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а. Очень церковь ваша впечатлила. Художник наш, Гриценко, рисовать будет. От гнуса распорядитесь. Комары да мошка у вас тут «добрые».

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о (в раздумье чешет затылок). Что ж, дело хорошее. Пущай рисует. Дёгтя берёзового нам не жалко. И дымокур устроить можем… (Подмигивает незаметно всем зрителям. Говорит с чувством глубокого превосходства.) А художник-то на-аш!!! В Томске родился!

Ад ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а (протягивая деньги). А это звонарю вашему особливо. Уж больно душу порадовал. Его Высочество доволен. Приглашает в трапезную.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о (отвечает сразу, почти тараторя, но испуганно). Наш звонарь – юноша скромный, не пойдёт он.

А д ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а. Это приказ. Как вы смеете отказать будущему российскому императору?!

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о (словно придумывая на ходу). Больной он, калека… горбат… Зачем Его Высочество расстраивать?

Ад ъ ю т а н т Ц е с а р е в и ч а (протягивая деньги). Тогда держи… Вот ещё на лечение, раз калека…

Адъютант Цесаревича уходит.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о (в глубоком раздумье). И как же это лечить, ежели человек горбат?

У старосты в обеих руках деньги. Он смотрит то на левую руку, то на правую. Наконец один кредитный билет прячет в карман, другие деньги кладёт в ящик для пожертвований.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. Спасибо Его Императорскому Высочеству! Значит, встретили семилуженцы на славу, постарались! …А где квас Васькин?.. Теперь чуток попробовать можно… (Достаёт и наливает немного из бутыли в кружку, опрокидывает в рот. Смачно кряхтит, приседает от удовольствия.) Хо-ро-ша-а…Ах ты, шельма, подлец! Всё-таки сотворил свой рецептик!.. (Восхищённо.) Ай, молодца! А с первого глотка и не поймёшь… Крепко выспится сегодня Цесаревич… Не придётся бабам собак в банях запирать… Медовуху он подмешал туда, что ли? (Староста наливает ещё и подносит кружку ко рту. Крестит рот.) Прости мя, грешнаго. Уж больно охота дознаться, чего туда Васька намешал! (Только собирается отпить, как раздаётся звук приближающихся шагов. Староста нехотя прячет кружку и бутыль.) Никак звонарь, сынок мой родимый, спешит? Или это квас Васькин действовать начал?

Входит звонарь, красивый, высокий и статный парень.

З в о н а р ь П а в е л. Батя, как я сегодня звонил! У самого душа пела! Что Его Высочество сказали?

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. Да ничего про тебя Его Высочество не сказали. Чести много будет. Дорасти ещё.

З в о н а р ь П а в е л. Дорасту!.. Я до таких вершин дорасту… До самой Москвы слава обо мне дойдёт, не только до Томска…

Звонарь выбегает.

С т а р о с т а с е л а С е м и л у ж н о г о. Что-то ты, сынок, и в Томск не больно рвёшься, хотя зовут давно… И в кого такой уродился?.. (Обращаясь к зрителям.) А кто здесь людям российским служить будет?.. Хороший человек и нам пригодится… Где родился, как говорится… Сыно-ок…

Староста села выходит. Слышны звуки обычной деревенской жизни: лай собак, пенье петухов, крики работающих людей. Постепенно еле слышный звон колоколов становится всё громче и перекрывает все остальные голоса…

Картина седьмая. У гостевого дома цесаревича

С левой стороны сцены, держась за руки, выходят нарядная Настенька и Петя. Петя разглядывает брошку. Они останавливаются.

П е т я. Красивая…

Н а с т е н ь к а. Кто?

П е т я. Брошка…

Н а с т е н ь к а. А то, плохие подарки нам не надобны…

Петя цепляет брошку Настеньке на кофту.

П е т я. Как домой пойдём, брошку спрячь и не показывай никому.

Н а с т е н ь к а. Почему?

П е т я. А вдруг ценная? Вот я вырасту, разберусь во всём …

Н а с т е н ь к а. Брошка эта – бесценная. Сам Цесаревич подарил! (Весело дразнясь.) У тебя такого нет!.. Вот я вырасту, и надо будет тебя выручать, пойду во дворец. Царь-батюшка меня сразу по брошке узнает.

П е т я. Чего это тебе вдруг надо будет меня выручать?

Н а с т е н ь к а. А бедовый ты, всегда больше всех надо. На месте не сидишь!

П е т я. Прямо к самому Государю пойдёшь за меня просить?

Н а с т е н ь к а. Пойду.

П е т я. С такой защитницей ничего не страшно!

Настенька и Петя уходят в правую кулису. Из дверей гостевого дома выходят, шатаясь, весёлые Лука и Кузьма.

Л у к а и К у з ь м а (поют). Васькин квас, Семилужки, все мы всем в селе дружки…

Л у к а. Да-да, а главный дружок – это староста. Вот он нам душу вынет за самородок!

К у з ь м а (останавливаясь и испуганно хватая Луку за рукав). Лука, а ты помнишь то место, где мы упали? Вдруг не найдём?

Л у к а (поёт лукаво). Васькин квас, Семилужки…

К у з ь м а (подхватывая). Нам не все в селе дружки…

Из-за стен гостевого дома выходит Марфуша.

М а р ф у ш а. Господи, прости меня, грешную.

Марфуша крестится и идёт за Лукой и Кузьмой. На балкон гостевого дома выходит Цесаревич, смотрит вдаль. Следом выходит князь Ухтомский, ставит на перила бутылку «Васькин квас».

К н я з ь У х т о м с к и й (глядя на удаляющихся Луку и Кузьму). Вот работнички… Просят разрешения на прииск, а сами между собой договориться не могут. Но самородок хорош! Щедры Вы, Ваше Высочество. Кажется, они довольны. Не пропили б только.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й (смотря вдаль). В России довольных не бывает… Хорошо мне, вольготно тут. На душе легко… Не случайно икона чудотворная Николая святого, защитника моего небесного, именно здесь объявилась… Словно не в маленьком селе я, Эспер, нахожусь, а на просторах российских. Европу и Дальний Восток проехал, ничего лучше родины нет!

К н я з ь У х т о м с к и й. Всё здесь созвучно, даже моя фамилия: Томский – Ух-Томский! Хотя томский у нас Николай. Всё рисует. Как рука не устанет.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Когда душа поёт, усталости нет… Дом гостевой – уютный, деревом свежеспиленным пахнет, смолой. Чувствуется, с большой любовью сделан. Наличники резные, стол фигурный.

К н я з ь У х т о м с к и й. Заказать желаете? Во дворце такого нет.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Подумаем.

К н я з ь У х т о м с к и й. Говорят, купцы Кухтерины в три дня уложились.

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. Всё у нас делается в последний момент… Приедем в Петербург, закажу шампанское «Абрау-Дюрсо» напополам с нашим! русским! квасом!..

К н я з ь У х т о м с к и й. Хлебным или московским?

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й (смеясь). Сибирским!.. Родник их хорош! Вот где золото настоящее – в воде ключевой!

К н я з ь У х т о м с к и й. Васька этот – не промах. Смекалист и смел. Каравай его не забуду. Буквы кривые. Поди, тайком от жены налепил… Такие везде успеют… Настенька, дочка – смешная, трогательная…

Ц е с а р е в и ч Н и к о л а й. На каждой семье Россия держится! Бог нам в помощь… Помолимся… За просторы наши российские, необъятные; за людей добрых, отзывчивых, за великую и вечную страну под названием Русь!

Звон колоколов.

Занавес