Вдохновляясь строчкой…
Вдохновляясь строчкой…
Поэт, член Союза российских писателей (принят в 2012 году по рекомендации Московской областной писательской организации – членский билет № 843)..
Родился 29 сентября 1963 года в Новосибирске. В том же году семья переехала в город Мыски Кемеровской области. Здесь Сергей окончил среднюю школу, затем Новокузнецкое строительное училище.
Работал на стройках города. С 1987 года и по настоящее время работает энергетиком на Томь-Усинской ГРЭС. Живёт в г. Мыски.
Первые стихи написал в 1974 году. Первая большая подборка стихотворений опубликована в газете «Путь к победе» в 1983 году в Норильске, где проходил службу в армии.
Особый творческий всплеск произошёл в 1996 году, когда поэт начал писать тексты песен, исполнять свои произведения. Его песни исполнялись на фестивале «Радость». Песня «Ностальгия по Руси» победила на международном фестивале авторской песни «Бабье лето - 99». Неоднократный лауреат всероссийского фестиваля «В гостях у Шукшина».
Печатался в литературных сборниках, в альманахах «Литогранка», «Союз писателей», «Кузнецкая крепость», в журнале «Огни Кузбасса».
Издал два авторских сборника – «Я расскажу тебе о многом» и «Стихобразия».
«Литературная карта Кузбасса».
© Кемеровская областная научная библиотека им. В.Д.Фёдорова (2001—2020).
15 октября 2020 года поэт, бард, член Союза писателей России Сергей Берестов
провёл свой творческий вечер в Центральной городской библиотеке г. Мыски.
Состоялась презентация его нового сборника «Выбор времени»
(Стихотворения и рассказы. Изд-во «Союз писателей», 2019 г.).
Этому творческому вечеру Сергей Викторович Берестов дал название
«Золото 57-й осени» и посвятил его своему юбилею.
«Когда звучали пушки…»
Пронзительные взгляды,
ненужные игрушки,
Где матери голодные
детей своих качали,
И снились им, возможно –
от бабушки ватрушки…
Когда звучали пушки,
то музы не молчали.
Берггольц стихи читала –
и после метронома
Всем слышен голос Ольги,
вплетённый в рифму нерв.
Напрасно немцы ждали
в окопах перелома,
Где сыто поглощали
энергию консерв.
Театр музкомедии
работал сквозь бомбёжки:
И «Сильва» с «Баядерой»,
и снова полный зал.
Кто дорожил кусочком
и каждой хлебной крошкой,
А кто-то на билеты
свой скудный хлеб менял.
И жизнью Шостакович
наполнил свои ноты.
В Седьмой его симфонии
наш Дух непобедим,
Где каждый голос скрипки
мощнее артналётов.
В аккорды влился город,
и каждый слился с ним.
И днями смерть сжимала
кольцо своей блокады,
Но не найдя предела,
пришлось ей отступить.
Когда звучали пушки,
то музы Ленинграда
В домах, музеях, залах
все продолжали жить!
Где ночь и день бомбили,
где день и ночь стреляли,
Где голод в сновиденьях
борщ тёплый подавал,
Святые ленинградцы
за город умирали,
Чтоб Ленинград не умер,
чтоб Ленинград стоял!
(Январь 2020 г.)
* * *
«И надрываясь в метелях
полуденной пыли…»
В. Маяковский.
Снилось… летел я,
народы в агонии выли.
В горле моём
их трагедия песнею крепла.
И надрываясь
в метелях полуденной пыли,
И задыхаясь
во вьюгах полночного пепла,
Пел и слагался
последним натянутым нервом.
Горло моё, прохрипев
обнажение страху,
Остановило богатых,
у пропасти первых,
Остановило отдавших
свой хлеб и рубаху.
Все одинаковы –
нет средь медведей яхтсменов,
Нет средь волков
вожаков с золотым унитазом.
А у Земли вот бывает
тупик перемены…
И не помогут тогда
миллиарды от нефти и газа.
Как разВОРочено –
так укорочено время.
Как наВОРовано –
так уготовано свыше.
И надрывалось
в метелях полуденных племя,
И задыхалось,
надеясь, что кто-то услышит.
Снилось… летел я,
и не было жалости к людям.
Все они вместе
«по Босху» агонию выли…
Их погубило всеверие –
«вечно мы будем!»
А обновлённой Земле
наплевать, что мы были…
* * *
«У окна в раздумьях сердце бьётся.
Дом уснул, мир тонет в темноте…»
А. Беглец.
У окна в раздумьях сердце бьётся.
Дом уснул, мир тонет в темноте.
И сверчку за печкой не поётся.
Я не тот, сверчки уже не те.
Всё меняется, а память остаётся
В сенокосе и в тропинке до реки.
Хорошо в той фразе вновь живётся:
«Мама, мне оладьев испеки…»
Мамы нет, а запах тех оладьев
Ощущаю через пять десятков лет…
Память детства – мир застывшей глади.
Всё течёт рекою, детство – нет.
Было, «смертное» укромно приготовив,
Мама мир садилась провожать,
Где мальчишки пескарей на ужин ловят,
Где берёзе лист опять ронять…
У окошка молчаливо так сидела,
А в шкафу «на смерть» лежала гладь…
Умираем в этом веке неумело,
Без раздумий нас торопят умирать.
Вот опять в раздумьях сердце бьётся.
Как понять: оно во мне иль я при нём?
За окном и лист не шелохнётся,
Темнота – вселенский окоём…
Дети поразъехались… а память?
Будет сын в раздумья уходить?
Будет вспоминать, как в эту раму
Я учил легонько гвоздь забить?
Было… сплыло… И трава была сочнее,
И черёмух запах, как дурман!
Вот и утро за окошком розовеет –
Жизнь с востока, как огромный океан.
* * *
«Двадцать первое.
Ночь. Понедельник…»
А. Ахматова.
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Я в глухом, непролазном лесу,
Где избу окружил тёмный ельник,
Одиночество тихо несу.
Ставлю лыжи.
Дверь своим скрипом
Будто «здравствуйте» мне говорит.
Здесь, в зимовье от мира укрытом,
Время в ходиках стареньких спит.
Угощу огоньком быстро печку –
Оживёт, затрещит, загудит.
Быт застывший –
очеловечу.
Тень по стенам пойдёт, зачудит.
Завтра, двадцать второго, во вторник,
Сколько лет мне исполнится здесь?..
Добровольный недельный затворник,
Буду кашу перловую есть.
В одиночестве чувство простое,
Без ужимок и спеси, и лжи.
А домой пойду двадцать шестого…
За окошком немного пуржит.
До лежанки иду –
половицы
Тоже что-то о жизни скрипят.
Беззаботно, по-детски здесь спится
И дрова колыбельно горят.
* * *
«Блаженные приходят на вокзал,
но всё же не бросаются под поезд».
Фёдор Терентьев.
Мне снился сон, что доктор обрезал
Те даты, от которых я не скроюсь…
«Блаженные приходят на вокзал,
Но всё же не бросаются под поезд».
Я не блаженный. Скорый поезд – здесь,
И если я не брошусь, значит сбросят.
Вся наша жизнь – лишь тоненькая взвесь.
Враньё, что за неё нас кто-то спросит.
За что спросить? За флюгерность ветров –
В секунду сто различных направлений…
За дикторов, что с маской докторов
Мне объяснят чудовищность явлений,
В которых мир фатально обречён…
Но надо жить,
вычёркивать миражность.
А интернет в общественность включён,
А был назад лет тридцать –
эпатажность.
Блажен, кто верует…
Как птицам на прокорм,
Не надо нам кредитов и везенья.
У божьих пташек мимо наших норм –
Полёты, щебетанья, оперенья.
Не многие пытаются скользить,
Где громыхает поезд ежедневья.
Зачем долги – обязанность грузить?..
По Богу, кроме птиц, живут деревья.
Всё чаще чувствую: куда-то опоздал.
И перед сном зачм-то беспокоюсь:
Нам всем прийти придётся на вокзал.
И дай нам Бог, не броситься под поезд.
* * *
«Чуть прожурчал,
как речка, поезд»…
Сергей Спасский.
ПО ЯСну солнцу – это пояс.
Живу по солнцу и воде.
Чуть прожурчал, как речка, поезд
И едет в рельсовой узде.
И лентой тянется дорога,
Пронзая трепетный пейзаж.
Быть может, я – творенье Бога,
Но у меня есть «патронташ»
Людских технических открытий.
Мы из железа мир творим!
Идут века, земля изрыта…
Мираж – могущественный Рим.
И в самолёт попали птицы,
Мы небо сделали тесней…
Мне почему-то чаще снится
Со звонким оселком Евсей.
Он по косе звенел с любовью,
Мой дед, бросая в росы пот…
Его Земля – не век бездомья,
Не суеты тревожный ход.
И я от памяти не скроюсь –
Вновь еду в тишь родных могил.
Журчит мне монотонно поезд
О том, что я чуть не забыл.
* * *
Занял денег в Париже
И уехал домой.
Здесь болотная жижа
И в избе домовой.
Порасслабились нервы,
Ничего не болит.
Променял я на «евро»
Эйфель-башенный быт.
Должники – тоже люди.
«Бренди» много купил.
Здесь никто не осудит,
Сколько б суток ни пил.
Петька был одноклассник,
А во Франции Пьер.
Он в Бретани – колбасник,
Чёртов миллионер.
Побывал на Фрэеле,
Мыс пиратский глядел,
Где они в каравелле
В свой стремились удел.
Эх, в Европу влюбился
Забайкальский чудак.
Ну, а я… помолился
И полез на чердак.
Здесь, в мансарде уютной
Кресло есть и покой.
Нет шампанского «Брюта»,
Да оно мне на кой?
Я в столице «Кортеля»
Две коробки купил.
С Пьером пили неделю,
«Бренди» часто хвалил.
Глухомань мне поближе.
Магнитола поёт.
Был я в вашем Париже.
Не моё это… вот.
РУССКАЯ ДУША
Всё расцветёт и запоёт всё в мае.
Про вирус память будем ворошить.
Смотрю вокруг – и ясно понимаю
Про русскую загадочность души.
Пустеют где-то в мире магазины,
За маски драки и ажиотаж.
А наши продуктовые корзины
Находятся все там, где погреб наш.
Капуста в банках, сало и картошка.
И включен самогонный аппарат.
А в сёлах, где жива ещё гармошка,
Коронавирус сморщенный не рад
Тому, что люди здесь живут без страха.
Им совершенно нечего терять.
Они в отцовских стареньких рубахах
Идут к соседу плахи построгать.
Омшаник новый пахнет древесиной,
И миром дружно надо довести
Всё до ума,
чтоб просто и красиво…
Чтоб с пчёлами знакомились кусты,
Чтоб небо в речке снова отражалось,
Чтоб на завалинке сидел уставший дед:
«Пожить бы до хлебов»…
Такая малость
В понятиях «тот свет» и «этот свет».
Где простота, там вирус неизвестен.
Заводится он там, где страх толпы,
Где не поют протяжных милых песен,
Где суетливы и растерянно тупы.
Разгадка русского –
в отсутствии загадки.
Жизнь, вот пришла и…
скоренько прошла.
В двух буквах разница…
Живи же без оглядки,
Заразой всякой ум не вороша!
ПЕРЕКЛИЧКА
Перекличка, перекличка
Света – с глазом, льда – с лучом,
С огоньком внезапным – спички,
Бутсы на поле – с мячом.
Перекличка неба – с речкой,
Рос прозрачных – с лепестком,
Фруктов – с рыночною речью,
Хвойных запахов – с дымком.
Перекличка двух поэтов:
Взгляд – улыбка, дверь – шаги…
Две минуты из столетья –
Как от камешка круги
По воде – названьем время…
Вверься, вслушайся, всмотрись!
Сердца стук бросает семя
В чью-то трепетную жизнь.
* * *
В городе этом никто, никогда не ворует.
В городе этом никто не тоскует, не врёт.
Нет там чумы –
ну, а значит, никто не пирует.
И никогда там, как рыба не бьются об лёд.
Там никогда не видать политических шоу,
Там нет тщеславных рекордов
и крупных побед.
Нет там ни суперкрасивых,
ни супербольшого,
И даже сплетен и драк на базаре там нет.
Не изменяет никто
даже в спрятанных мыслях.
Нет там приписок,
в законах неточностей нет.
И не увидишь курилок,
где дым коромыслом.
И никого, никогда не затопит сосед.
В городе этом годами не стонут, не плачут.
Хитрые козни, интриги никто не совьёт.
Всё удивительным образом как-то иначе…
…В городе этом давненько никто не живёт.
* * *
В кострах сомнений нет того огня,
Что был моим и грел вас постоянно.
Вы – шкуры; без агрессии, вранья,
Могу вас на полу и над диваном
Развесить, разбросать и наблюдать,
Как молчаливые вы стали красивее.
Вас так приятно было прибивать,
Но я не стал маньячнее и злее.
Убить в себе или убить вокруг?
Мы выбираем это ежедневно.
И сотни языков, и сотни рук,
И сотни жал язвительно, надменно
Хотят сломать, ужалить, запретить.
Быть обвинителем, судьёй
всегда не странно…
Я не палач, но я могу прибить.
А шкуры молчаливы, это явно.
* * *
Где-то это всё же остаётся,
Нам знакомое до метра и до грамма.
Там вода струёй с колонки льётся
И смеётся молодая мама.
И твои солдатики – готовы.
Прячешь пулемётчика в засаду.
И на полке твой костюмчик новый:
Три кармана – это то, что надо!..
Дед, дымящий утром самокруткой,
Своим домом и годами весь пропахший.
Шарик, потянувшийся из будки,
Завилял хвостом на тихий кашель…
Где-то остаётся юность деда.
Подрастал в селе на подвиг ратный.
И упрямо выжил до Победы,
И вернулся в дом один из братьев.
Памятью припрятав своё горе,
Внучке плёл для ягоды лукошко…
Бабушка застыла ждущим взором,
Вечер наблюдая из окошка…
Где-то это всё же остаётся,
Мир в десятках лет для поколений.
В каждом сердце боль людская жмётся,
В скорбном и тревожащем волненье.
Павшие всегда как-будто с нами.
Жизнь их тоже где-то остаётся,
Как живущая в веках людская память,
Как вода, что из колонки где-то льётся…
И СУЩЕСТВУЕМ…
И существуем не только минутой,
но прожитым метром,
Тёплым лучом и озоновым запахом гроз.
Снятся тревоги крыла, рассуждения ветра,
Сердце ласкают зелёные кудри берёз.
И в неразрывности дома,
планеты, Вселенной
В призрачной гонке за благом
теряем покой.
Даже зелёные кудри от золота тленны…
Всё колыбелится мудрой своей чередой.
И восстаём, по-хозяйски тщеславия теша…
Бог даже в крыльях фрактальных
у летних стрекоз.
Наши ошибки в гармонии рваные бреши.
Наши метанья извечный питают вопрос -
В быль или небыль
вплетаются сны и движенья
В метре, минуте и шаге текущего дня?..
И выпадаем, гордясь,
из Земного круженья,
И существуем, кого-то за что-то виня.