Журнальный мир

Тобольск, основанный в 1587 году и ставший на целых два века столицей Сибири, долгое время являлся не только административным, но и образовательным, культурным центром нашего региона. Поэтому не случайно в завершение двухсотлетнего периода безусловного лидерства в этом городе появилось первое периодическое издание Сибири, журнал с названием «Иртыш, превращающийся в Ипокрену»¹.

Случается, что при стечении определенных обстоятельств, при собрании людей выдающихся качеств в одном месте в одно время вдруг происходит маленькое чудо. Начинает закручиваться вихрь невероятных событий, которые порой на десятилетия опережают свое время, воплощаясь в невероятные достижения, пускай даже в какой-то узкой области человеческой деятельности. Именно это произошло в конце 1780-х — первой половине 1790-х годов в Тобольске, столичном (к тому времени — неофициально столичном) и самом крупном городе тогдашней Сибири.

Обо всем этом мы сейчас расскажем подробнее. В каждом событийном ряду есть свой алгоритм, попробуем его выстроить.

Почему Тобольск

Как нам представляется, предпосылкой стало прибытие в Тобольск в марте 1787 года нового царского наместника² Александра Васильевича Алябьева³, человека просвещенного, вельможи екатерининской — в самом высоком смысле этого слова — формации. По свидетельству современников, «доброго и благорасположенного к добру» и оттого имевшего вид «привлекательный и приятный». Женатый на дальней родственнице Н. И. Новикова, он до ареста Николая Ивановича в 1792 году по подозрению в антигосударственной деятельности вел переписку с этим великим русским просветителем, что говорит о гражданских качествах нового губернатора.

Помимо того что новый наместник радел о делах материальных, развивая товарное производство, строительство и пути сообщения, аккуратно собирая налоги и прочие сборы, а также недоимки за прошлые годы, он проявил невероятное усердие на ниве просвещения. Не являясь уроженцем Сибири, за свой девятилетний губернаторский срок он сделал так много хорошего для сибиряков, что его вклад в развитие региона трудно переоценить. Именно при Алябьеве в Тобольске открылось в марте 1789 года главное народное училище — среднее общеобразовательное учебное заведение. Проводимая благодаря Александру Васильевичу грамотная фискальная политика позволила значительно увеличить в наместничестве средства приказа общественного призрения, заведовавшего образованием, здравоохранением и благотворительностью. Венцом просветительской деятельности наместника стало открытие в Тобольске в 1791 году первого сибирского профессионального театра.

При активнейшем участии Александра Алябьева в августе 1789 года в Сибири появилось первое периодическое издание — журнал «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». Что послужило основанием для столь эпохального для Сибири события?

Начнем с обстоятельств. Обстоятельство первое — был необходим печатный станок. Как известно, история расширения мирового информационного пространства прошла три основных этапа. Сначала возникла письменность и различного рода рукописные творения, на смену которым пришло книгопечатание, затем появились радио- и телекоммуникации, цифровые технологии и интернет.

Рукописные фолианты сибирского книгоиздания писались с первых лет присутствия русских на территории Сибири, однако эту литературу могли прочесть лишь немногие избранные, кому были доступны немногочисленные, порой в единичных экземплярах созданные манускрипты. Гораздо проще тиражирование книг посредством печатного станка.

Однако организовать типографское дело в Сибири оказалось не так просто. Митрополит Тобольский и Сибирский Филофей Лещинский в начале XVIII века обратился в Санкт-Петербург с просьбой привезти в Тобольск печатный станок. Но император Петр I не позволил открыть в столице Сибири друкарню (типографию). Не лучше складывались дела и в последующие десятилетия. Лишь в 1783 году благодаря указу Екатерины Великой на Руси случилось дело неслыханное. Было разрешено свободно покупать печатные станки и открывать, как тогда говорили, вольные типографии. Соответствующие государственные структуры нужно было лишь ставить в известность, получая от них официальный сертификат, как на любую другую предпринимательскую деятельность. Содержание печатной продукции подлежало обязательной, не очень строгой на первых порах цензуре в городской управе благочиния. Самым известным примером мягкости тогдашней цензуры является, конечно, история с «Путешествием из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. Эта книга, изданная посредством купленного самим автором печатного станка, была пропущена московским цензором с исторической фамилией Рылеев практически без единой купюры, а потом, прочитанная Екатериной II, чуть не вызвала у нее апоплексический удар своими слишком вольными мыслями…

Как свидетельствуют исторические источники, в России наступил книгоиздательский бум. В старой и новой российских столицах стало выходить великое множество книг и журналов. В 1786—1788 годах даже появились два провинциальных издания — газета в Тамбове и журнал в Ярославле. Третьим по счету провинциальным центром, который обратился к издательской деятельности, стал сибирский Тобольск. Стечением ли случайных обстоятельств или закономерным результатом предшествующих событий это объясняется, но в период Гражданской войны в России 1918—1922 годов именно Ярославль, Сибирь и Тамбовская губерния стали главными центрами эсеровского и социал-демократического сопротивления большевистской диктатуре. Получается, семена были посеяны еще в XVIII веке и постепенно пустили здесь глубокие корни.

«Кружок» Алябьева

Обстоятельство второе — в алгоритме любого событийного ряда немаловажную роль играет место встречи. Этим местом стала квартира тобольского наместника А. В. Алябьева, где в конце 80-х годов XVIII века собирался круг немногочисленной тобольской интеллигенции.

Вот как об этом кружке по интересам пишет Виталий Павлов в «Повести о Панкратии Сумарокове» (журнал «Урал», 2004 год, № 4—7): «Кроме молодых преподавателей, призванных трудиться в народном училище, Ивана Бахтина (главного прокурора Тобольского наместничества. — О. П.), в него входили штаб-лекарь (старший полковой врач. — О. П.) Иван Иванович Петерсон, его дочь Дарья Ивановна, ставшая вскоре женой Бахтина, вице-губернатор Иван Осипович Селифонтов, его супруга Александра Петровна и купец первой гильдии, хозяин первой в наших краях бумажной фабрики Василий Яковлевич Корнильев». Василий Корнильев исполнял еще и обязанности городского головы (мэра) Тобольска.

На этих посиделках присутствовал еще один немаловажный персонаж — сосланный в Сибирь, лишенный дворянства бывший гвардейский офицер. Им был внучатый племянник одного из известнейших российских литераторов того времени А. П. Сумарокова 24-летний Панкратий Платонович Сумароков. Как пишут авторы фундаментального исследования «История литературы Урала», это свидетельствовало о формировании в рамках тобольского кружка губернского «культурного гнезда».

Теперь стоит подробнее рассказать о некоторых завсегдатаях этого сообщества по интересам. Начнем с Панкратия Сумарокова, которого вслед за Александром Алябьевым принято считать одним из главных инициаторов создания журнала «Иртыш».

Панкратий Платонович Сумароков для избранного круга тобольской интеллигенции был «столичной штучкой», представителем известной литературной фамилии. Видимо, потому, несмотря на свою поднадзорность, он стал желанным гостем у Алябьевых. Вследствие тяжелой болезни его отец лишился возможности содержать жену и детей. Ребенка, рожденного в родовитой дворянской семье, в двенадцатилетнем возрасте отдали на попечение брата его бабушки, московского гражданского губернатора Юшкова. Благодаря этому юный Сумароков получил блестящее домашнее образование. Затем по протекции именитых московских родственников он был определен на службу в элитный Преображенский гвардейский полк, где на всю жизнь подружился со своим сверстником, будущим классиком русской литературы и исторической науки Н. М. Карамзиным. Одновременно с получением первого офицерского чина Панкратий Сумароков начал публиковать свои первые поэтические сочинения. Однако с ним случилось несчастье, роковым образом изменившее его судьбу. Он оказался под следствием по делу о подделке бумажных ассигнаций. Статья, по которой он проходил, была, что называется, подрасстрельной, однако смертная казнь монаршей милостью императрицы Екатерины II была заменена двадцатилетней ссылкой в Сибирь.

Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: ссылка, в которой Сумароков пробыл 15 лет (с 1787 по 1802 год), оказалась для Панкратия Платоновича не самым худшим поворотом судьбы, а для сибиряков — несказанной удачей. При содействии покровительствовавшего ему тобольского губернатора Алябьева бывший гвардейский офицер познакомился и вскоре обвенчался с Софьей Андреевной Козаб. На жизнь молодожены стали зарабатывать сначала приватными уроками, а потом открыли небольшой частный пансион. Но для нас важнее то обстоятельство, что ссыльный Сумароков буквально с первого дня своего пребывания в Тобольске вошел как равный в кружок местной интеллигенции, избравшей своим салоном дом наместника. Здесь Панкратий Сумароков встретился и подружился с Иваном Бахтиным. В начале 1789 года они стали активно обсуждать вопрос издания в Тобольске литературно-просветительского журнала.

Иван Иванович Бахтин был по меньшей мере на десять лет старше своего единомышленника (фактически поднадзорного ему — губернскому прокурору — ссыльного преступника). Он родился в небогатой провинциальной дворянской семье, избрал военную службу, участвовал в Русско-турецкой войне, а потом вышел в отставку. В 1882 году Иван Бахтин перешел на гражданскую службу по судебному ведомству. Его отправили служить в Пермь, а затем перевели в Тобольск на должность губернского прокурора. Среди сослуживцев Иван Иванович слыл вольтерьянцем-вольнодумцем и, как сказывали, даже на службу ходил с томиком Вольтера. По зову души Бахтин еще в юности увлекся сочинительством.

Однако Бахтин, в силу занимаемой им высокой должности, не мог пойти в редакторы, Сумарокову возглавить редакцию планировавшегося литературного сборника не позволял статус ссыльного. Требовалось найти людей, которые имели возможность и официальное дозволение редактировать журнал. Выбор пал на молодых преподавателей Тобольского главного народного училища, выпускников недавно открытой Петербургской учительской семинарии. Самому старшему из них, Ивану Андреевичу Набережнину, было 25 лет, Тимофею Михайловичу Воскресенскому и Ивану Борисовичу Лафинову — по 22 года, а самому младшему, Василию Яковлевичу Прудковскому, едва исполнилось 20.

Недавно приехавшие в Тобольск из столицы выпускники в силу возраста были преисполнены энтузиазма и горели идеями народного просветительства. Находившийся в Тобольске с декабря 1790 по июль 1791 года А. Н. Радищев писал в одном из своих писем графу Воронцову: «Здесь есть казенное училище, и, к моему величайшему изумлению, я нашел в нем учителей, довольно хорошо образованных для сих мест». Молодые преподаватели с радостью откликнулись на предложение старших товарищей по организации в Тобольске литературного журнала и согласились стать его редакторами и авторами.

Молодые сибирские просветители придумали для своего нового детища имя «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». За основу было взято наименование реки, на которой расположен Тобольск. Вторая часть позаимствована у древних греков, от коих берет начало проникшая к нам через прорубленное Петром окно европейская культура. По мнению начинающих журналистов, стоявший на «бреге Иртыша» Тобольск, а за ним и вся Сибирь должны были стать второй Иппокреной — краем, возрожденным к просвещению музами науки, литературы и искусства (патетический слог вполне в традициях того романтического времени).

Другим препятствием на пути организации первого сибирского журнала стал вопрос об официальном издателе. На помощь к энтузиастам просвещения вновь пришел Александр Васильевич Алябьев. Воспользовавшись служебным положением во имя общественного блага, он уговорил Тобольский приказ общественного призрения взять на себя обязанности издателя «Иртыша» и договорился о финансировании этого проекта.

Последним обстоятельством, которое предстояло преодолеть нашим героям, стало отсутствие печатного станка. Ни одного станка на тот момент в наличии в Тобольске не было, и стоил он вместе с необходимыми шрифтами далеко не дешево⁴. И тут, то ли по щучьему велению, то ли по высшему соизволению, звезды над Тобольском в очередной раз, что называется, сошлись. Через несколько месяцев после начала организационных мероприятий, в апреле 1789 года, еще один участник алябьевских собраний — купец первой гильдии Василий Яковлевич Корнильев — объявил об открытии собственной вольной типографии.

Это была «лиха беда», которая явилась началом делу очень большому, поистине великому для Сибири. Поначалу это был чисто коммерческий проект. Дело в том, что Василий Корнильев помимо нескольких других предприятий владел и бумажной мануфактурой. Купив печатный станок, а по некоторым сведениям — даже два, Василий Яковлевич взял подряд на тиражирование из бумаги собственной фабрики всякого рода бланков и другой необходимой для административного управления печатной продукции. Это коммерческое предприятие должно было приносить Корнильеву не менее 600 тогдашних (около полутора миллиона нынешних) рублей чистого годового дохода. Впоследствии Корнильев заключил контракты на поставку бумаги в присутственные места других сибирских наместничеств, всего в 202 волости Западной, Средней и Восточной Сибири.

Видимо, не без протекции губернатора Алябьева получив столь выгодные договоры, Василий Корнильев согласился хотя бы на первых порах поучаствовать на благотворительных началах в издании «Иртыша». Летом 1789 года он передал на правах совладельца свою типографию сыну, Дмитрию Васильевичу Корнильеву⁵. Тот, по согласованию с отцом, взял на себя обязательство напечатать бесплатно четыре первых номера журнала, отказавшись от прибыли от продажи издания. На благотворительных началах на весь срок издания согласились участвовать в этом проекте и все остальные, сопричастные к творчеству члены кружка А. В. Алябьева. К концу лета были сверстаны готовые к публикации материалы, и 6 сентября 1789 года вышел в свет начальный номер самого первого сибирского журнала. Великое дело свершилось!

Рождение «Иртыша»

Официально журнал издавался Тобольским приказом общественного призрения и был призван служить нуждам только что открывшегося главного народного училища, а также других учебных заведений города. За образец был взят опыт Петербургского главного народного училища, в 1785—1787 годах выпускавшего «ежемесячное сочинение» под названием «Растущий виноград». В предисловии к дебютному номеру сибирского журнала говорилось, что он издается с целью «доставить учителям свойственное званию их упражнение, посредством коего и среди исполнения возложенной на них почтенной должности, достигали б и они дальнейших способностей к вящему усовершенствованию столь изящного заведения».

Целью нового издания было в первую очередь просвещение учащейся молодежи и развитие у нее творческих способностей. В ряду авторов журнальных статей предполагалось видеть в том числе и тобольских школяров, в чем «Иртыш» преуспел. На страницах издания печатали свои материалы не только ученики народного училища, но и другие молодые авторы, делающие первые шаги в литературном сочинительстве.

Официальные обязанности редакторства взяли на себя преподаватели училища, однако неофициальным главным редактором являлся Панкратий Сумароков. Он и его новый друг и неофициальный соредактор Иван Бахтин с самых первых номеров стали самыми часто печатающимися авторами «Иртыша, превращающегося в Ипокрену». Посильную помощь в работе Панкратию Сумарокову оказывали его сестра Наталья Платоновна, добровольно отправившаяся вместе с ним в ссылку, и жена Софья Андреевна. Они обе занимались переводами, а Наталья Сумарокова выполняла обязанности корректора. Журнал предполагалось издавать ежемесячно, объемом чуть более 60 страниц и наполнять его «всякого рода как сочинениями, так и переводами в стихах и прозе». Судя по слову «сочинения», основой журнала должны были стать и стали творения местных, тобольских и сибирских, авторов. В дополнение к ним в «Иртыше» предполагалось печатать переводы художественных, философских и научно-популярных произведений европейских писателей.

Кроме помощи в деле народного образования перед журналом ставились также задачи просвещения жителей Тобольска и Сибири. Поэтому «Иртыш» решено было не только распространять по подписке, но и пустить в свободную продажу. Роль организатора в деле популяризации «Иртыша» взял на себя безотказный Александр Васильевич Алябьев. В очередной раз воспользовавшись служебным положением, он обязал подчиненных ему градоначальников и столоначальников заниматься распространением журнала среди грамотного населения городов, уездов и волостей, а коллегам-губернаторам рекомендовал производить то же самое в других сибирских наместничествах. Тираж каждого номера составлял 300 экземпляров. В первый год из них по подписке расходилось 186. По теории наполовину полного (пустого) стакана это давало повод для дискуссий как почитателям, так и хулителям журнала⁶. Часть тиража безвозмездно передавалась в библиотеку главного народного училища, а также людям, причастным к изданию. Остальное пускалось в свободную продажу.

Если остановиться на содержании журнала, то его главная, литературная часть была представлена сочинениями местных сибирских авторов. Это были в основном стихи. Проза в качестве инструмента рассмотрения духовных, социальных и других проблем в то время была непопулярна. Поэтому первые сибирские литераторы выражали мысли и чувства в основном в поэтической высокохудожественной форме.

Ода вольнодумству

Первым среди доморощенных (хотя не коренных тобольских) поэтов стоит упомянуть Ивана Бахтина, еще в юности увлекшегося стихосложением и успевшего кое-что опубликовать до сибирского периода своей жизни. Все остальные плоды своего сочинительства (надо полагать, отвергнутые столичными издателями) Иван Иванович стал с большим удовлетворением публиковать в тобольском «Иртыше». Венцом его художественно-публицистического творчества явилась «Сатира на жестокости некоторых дворян к их подданным». В ней автор бичует пороки современной ему российской действительности, осудив главный из них — крепостное рабство титульной нации, русского православного народа. Если верить источникам, еще апостол Павел учил в своих посланиях к единоверцам, что христианину нельзя держать в рабстве христианина. Ну да что нам заповеди Отцов Церкви в христианском государстве, когда есть меркантильный интерес! Перед ним до сих пор все меркнет, и ему часто покоряются именно по-рабски.

Стиль и подача текста сложны для современного читателя. Однако попробуем напрячься и осмыслить небольшой отрывок из достаточно объемной «Сатиры» И. И. Бахтина:

А вы, что за скотов подобных вам приемля,

Ни бедных жалобе, ни воплю их не внемля,

Употребляя власть, вам данную, во зло,

На всяк час множите несчастливых число!

Не сетуйте за то, что здесь изобразитесь,

И на самих себя, не на меня сердитесь.

Я первый приписать хвалу вам был бы рад;

Но стоите хулы; так я ли виноват?

Вы, вместо чтобы быть подвластным вам отцами,

Над ними злобствуя, как волки над овцами,

Преобразили в их мучителей себя.

(И так далее.)

Стихотворение было опубликовано в январе 1790 года, в пятом по счету номере набиравшего обороты «Иртыша». Первые четыре номера журнала разошлись, что называется, на ура. Их реализация принесла «первопечатникам» Корнильевым 120 руб. чистой прибыли. Эту значительную по тем временам сумму хозяева типографии хотели выплатить в качестве гонорара Сумарокову и Бахтину, как неофициальным редакторам, но те отказались в пользу Тобольского главного народного училища. «Да, были люди в наше время»…

Итак, чиновник высокого ранга выступает в печати с критикой современных ему дворянско-помещичьих порядков⁷. Представить, чтобы нынешний российский прокурор публично позволил себе нечто подобное, немыслимо и невозможно. Так что же это было? Комментаторы по-разному оценивают произведение. Одни расценивают лишь как дань тогдашней литературной моде. Другие видят в «Сатире» выражение внутренней оппозиции к крепостническому помещичьему строю. Такое действительно имело место. Вспомним А. Н. Радищева. Екатерина II, прочитав в 1790 году книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», зачеркнула в заглавии названия обеих столиц и со свойственным ей монаршим юмором написала на обложке: «…в Сибирь!» Примечательно, что через несколько месяцев после публикации бахтинской «Сатиры» в Тобольск этапом из Петропавловской крепости в Вилюйск прибыл несчастный автор «Путешествия», приговоренный к смерти, но помилованный императрицей Радищев. Возможно, только тогда тобольские «оппозиционеры» осознали, чем им грозит просветительский энтузиазм в дань вольтерьянской моде… Возможно, просто исписавшись, Иван Иванович Бахтин стал все реже и реже печатать свои стихи в «Иртыше», а потом на некоторое время ушел из журнала.

Как сказано в выше упоминавшейся книге «История литературы Урала», снижение творческой активности И. И. Бахтина в «Иртыше» совпало с выходом на местную литературно-публицистическую арену еще одного высокопоставленного чиновника. Председатель Тобольской палаты уголовного суда Георгий Христофорович Фризе с февраля 1790 года участвовал во всех номерах журнала и подготовил для него серию переводных статей из иностранных источников. Особенно примечателен вольный перевод сочинения шотландского философа-просветителя Генри Хоума лорда Кеймза «Очерк истории человека», дошедшего до России в немецком переводе, опубликованном в 1767 году в Лейпциге. Фрагменты этого сочинения печатались в «Иртыше» с марта по август 1791 года.

В «Истории русской журналистики XVIII—XIX веков» под редакцией А. В. Западова мы можем прочитать: «Теория естественного права является идеологической основой трактовки и природы человека в книге. И это сохранено в переводе Фризе. Все люди равны от природы: “…доброго поведения и хороших качеств человек, хоть и низкой породы, может всегда ровное почтение иметь со знатным дворянином благородного поведения. Кто может погнушаться Кеплером, Невтоном (Ньютоном. — О. П.) и Роллином, что они не имели дипломов дворянства предков их?” В переводе осталась сохранена одна из основных идей книги Генри Хоума — подчеркнутый антимонархизм в осмыслении политических форм власти в их отношении к нуждам народа и к функционированию государства. Только республиканская форма правления способна с максимальной полнотой обеспечивать благополучие и процветание народа, ибо в республике граждане “более предприимчивые, нежели в монархическом правлении, потому что вольностью духа к тому поощряемы”. В книге проводилась мысль о “…вытекающей из самой монархической системы власти склонности к злоупотреблениям”».

Идеи книги лорда Кеймза были достаточно популярны в России в среде прогрессивно мыслящей (очень правильная, на наш взгляд, терминология советских времен) интеллигенции. Еще в молодые годы, обучаясь в Лейпциге, с выводами указанного шотландского философа в немецком переводе познакомился А. Н. Радищев и, как полагают комментаторы, впоследствии положил их в основу своего «Путешествия». Время пребывания Александра Николаевича в Тобольске совпало с публикацией в «Иртыше» переводов Кеймза, сделанных Георгием Фризе, что наводит на мысль о косвенном, в качестве автора идеи, участии в первом сибирском журнале самого А. Н. Радищева.

Однако самое яркое воплощение сибирская внутренняя оппозиция нашла в лице молодого преподавателя философии Тобольской духовной семинарии 26-летнего Петра Андреевича Словцова, в будущем автора двухтомного «Исторического обозрения Сибири» (1838 и 1843 годы). Уроженец горнозаводской части Тобольской губернии после получения академического духовного образования в Петербурге вернулся в 1788 году в Тобольск и занял должность преподавателя местной семинарии. Обладая обширными знаниями, остротой ума и даром слова, Петр Андреевич не только обратил на себя внимание в среде семинаристов и коллег, но и удостоился особого расположения со стороны архиепископа Тобольского и Сибирского Варлаама. Он приблизил Словцова к себе, а с 1793 года стал доверять ему чтение воскресных и праздничных проповедей в кафедральном Софийском соборе.

Дважды в этих выступлениях Словцов отошел от рукописного текста, утвержденного ректором семинарии. Как пишет К. К. Голодников («К биографии П. А. Словцова»), 10 августа 1793 года молодой проповедник позволил себе несколько резких выражений насчет испорченности нравов современного ему общества и в особенности столичных вельмож. Увлекшись, он коснулся награждения их знаками отличия, называя последние «игрушками суетного тщеславия». Еще более вызывающей оказалась проповедь 10 ноября того же года по случаю бракосочетания наследника престола великого князя Александра Павловича. Торжественное слово начиналось с предостережения: «Я хочу сказать, чтоб из рук преемника не пал скипетр». Далее автор произнес сентенции, которые в год казни восставшим французским народом Людовика XVI, повергшей в шок правящую российскую элиту, звучали как неприкрытая крамола. Сначала: «Тишина народная есть иногда молчание принужденное, продолжающееся дотоле, пока неудовольствия, постепенно раздражая общественное терпение, не прервут оного». И далее: «Правда, что спокойствие следует из повиновения; но от повиновения до согласия столько же расстояния, сколько от невольника до гражданина» и т. д.

Это было воспринято как политический вызов. В конце 1793 года в Санкт-Петербург ушло соответствующее секретное донесение, а уже в феврале 1794 года Петра Словцова арестовали, препроводили под охраной в столицу и после следствия отправили на послушание — по сути, заточение — в Валаамский монастырь, юдоль печали многих поколений российских крамольников.

Закат журнала

О Петре Андреевиче Словцове можно говорить много, но вернемся к журналу. К большому всеобщему разочарованию, после первых успехов в издании наступил спад, обусловленный отсутствием интересных материалов о Сибири. Номера журнала стали с трудом расходиться даже по подписке, цена по которой была гораздо ниже, чем при продаже в розницу. Перестали помогать даже губернаторские административные меры. Приказ общественного призрения, оплачивавший все расходы по изданию, с пятого по последний, двадцать четвертый номер, нес непредвиденные финансовые издержки. Журналы не находили своего читателя. Ими стали премировать тобольских школяров, но это мало выправляло положение вещей. Еще долгие годы нереализованные экземпляры тиражей «Иртыша, превращающегося в Ипокрену» хранились в Тобольском приказе общественного призрения и со временем были списаны за ненадобностью…

Как напоминание о том, что провинциальная культура существует вопреки всему, по распоряжению тобольского наместника А. В. Алябьева несколько полных комплектов «Иртыша» в подарочных сафьяновых переплетах были отправлены в Санкт-Петербург и Москву в дар разным знаменитым особам. Среди избранных оказались такие известные в истории российской культуры личности, как Г. Р. Державин, Е. Р. Дашкова, М. М. Херасков и другие. Общая стоимость затрат на изготовление подарочных наборов составила 120 руб. Ровно такую сумму в виде чистой прибыли заработали Корнильевы на издании первых четырех номеров «Иртыша». Эти деньги поступили в Тобольский приказ общественного призрения на нужды народного училища. Таким образом, нецелевых расходов допущено не было, благотворительный кредит полностью сошелся с благотворительным дебетом.

Новые просветительские проекты

Что касается вольной типографии купцов Корнильевых, то после закрытия в декабре 1791 года «Иртыша» она еще несколько лет продолжала просветительскую деятельность. Осознав удаленность «Ипокрены» от нужд и проблем жителей Сибири, Дмитрий Васильевич Корнильев еще в 1790 году предпринял попытку издать собственный периодический орган печати «Исторический журнал, или Собрание из разных книг любопытных известий, увеселительных повестей и анекдотов». Таким образом он положил начало чисто сибирской краеведческой, «областнической» периодике.

Вот как об этом пишут авторы «Истории литературы Урала»: «Вынесенное на отдельный лист посвящение “Его превосходительству Александру Васильевичу Алябьеву, правящему должность Тобольского наместника”, уже четко обозначает областническую (курсив мой. — О. П.) цель издания. Подтверждает это и так называемое Обращение издателя, в котором специально подчеркнуты географические сюжеты: “о Сибири, Камчатке, Америке (Русской Америке, освоенной по преимуществу сибиряками. — О. П.), Азиатских народах, о произрастании удивительных в Китае деревьев, о знатнейших городах, островах, берегах и о коммерции оных с приобщением увеселительных повестей и анекдотов”». Следующая цитата: «“Исторический журнал” Д. Корнильева — первый в русской журналистике опыт издания специфически краеведческого типа. По сравнению с “Иртышом” меняется и жанровый состав журнала: на смену художественно-публицистическим и философским жанрам (как правило, элитарного содержания) приходят жанры научно-популярные и развлекательные, прежде всего историко-этнографической направленности».

Вышло в свет лишь два номера корнильевского «Исторического журнала». Скорее всего, это произошло по причине отсутствия у Дмитрия Васильевича Корнильева достаточного количества помощников. Узкому кружку тобольской пишущей интеллигенции вести сразу два журнала было не по силам. Однако наш издатель не собирался оставлять сибирские культурно-просветительские дела без своего участия и занялся другим проектом — начал издавать труды сибирских ученых мужей научно-прикладной направленности.

Первым в списке авторов оказался упоминавшийся нами участник алябьевского кружка — старший полковой врач Иван Иванович Петерсон. Его монография объемом в 46 страниц под названием «Краткое описание болезни, в Сибири называемой ветреною или воздушной язвой»⁸ вышла в 1791 году. По всей видимости, в ней речь шла о печально известной сибирской язве. Деньги на данное издание, по мнению исследователей, выделила тобольская губернская администрация. Книга Петерсона имела у читателей большой успех. Тираж составил 300 экземпляров, от продажи издания было выручено 1490 руб. В качестве гонорара 1000 руб. выплатили автору⁹, 340 руб. получил приказ общественного призрения и 150 руб. — типография Корнильевых. Через три года, окрыленный первым успехом, Иван Петерсон за счет собственных средств напечатал еще одну книгу объемом в 190 страниц под названием «Краткое наставление как вспомоществовать <…> от насильственных или внезапных случаев».

В 1792 году издается историческое сочинение, авторство которого приписывается тогдашнему сибирскому архиепископу Варлааму (Петрову). Книга, вышедшая в издательстве Корнильевых, называлась «Краткое показание о <…> всех Сибирских городах и острогах с начала взятия Сибирского Государства, воеводах, губернаторах и прочих чинах». Она состояла из 84 страниц, заключала в себе перечисление имен сибирских управителей с 1581 (времени покорения Сибири) по 1791 год, а также упоминала о других заслуживающих внимания событиях из истории Сибири за 200 лет. Данное издание стало началом нового — печатного — этапа в сибирском историописании, поэтому для краеведов вдвойне примечательно и дорого. Материалами «Показания» пользовался П. А. Словцов при составлении своего «Исторического обозрения Сибири». Он находил в нем некоторые неточности, однако считал единственной дельной книжкой, напечатанной на тот период в тобольской типографии.

Годом позже поэтическое произведение, воспевающее развитие культуры, искусства и образования в крае, под названием «Ода Иртышу, превращающемуся в Иппокрену», отдельным изданием публикует бывший активный участник «Иртыша» — ученик выпускного 4-го класса народного училища, а на момент издания книги — сержант канонирского полка Иван Трунин. Вот два характерных четверостишия из той оды:

Цвети, Сибирь, и украшайся

Наук начальных сих плодом;

На степень славы возвышайся:

Нет малого сомненья в том,

Что ты струями Иппокрены

Премноги узришь перемены,

Возвысишь до небес свой рок,

В науках узришь совершенства.

В дальнейшем Иван Трунин стал печататься в столичных журналах и даже однажды вступил в литературоведческий спор с Н. М. Карамзиным. Знай наших!

В 1794 году выходит довольно солидное издание «Сельская економия, или Нужнейшия економические записки для крестьян <…> собранные из разных економических сочинений Николаем Шукшиным». Автор его занимал должность губернского регистратора и, как полагают в «Истории литературы Урала», возможно, был предком Василия Макаровича Шукшина. Как было указано на титульном листе, книга печаталась «с дозволения Управы Благочиния в Тобольске в типографии у Василия Корнильева». Тираж составил 300 экземпляров. Книга, имевшая сугубо прикладные задачи, распространялась по инициативе А. В. Алябьева по сибирским городам и весям. Выручка от ее продажи составила 529 рублей, каковые деньги были «выданы приказом общественного призрения сочинителю».

Судьба редакторов и издателей «Иртыша»

После прекращения издания «Иртыша» Панкратий Сумароков так и не заинтересовался сибирской тематикой. Он решил издавать новый просветительский журнал, в основном рассчитанный на читателей Центральной России. Об этом в сентябре 1792 года потенциальные подписчики были уведомлены на рекламных страницах столичной газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Журнал под названием «Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная в пользу и удовольствие всякого звания читателей» также печатался в типографии Корнильевых и издавался на средства Тобольского приказа общественного призрения. Главными и подчас единственными сотрудниками «Библиотеки» являлись члены семьи Сумароковых — сам Панкратий, его жена и сестра. Прежние авторы «Иртыша» участия в новом издании не принимали. Статьи журнала по большей части представляли собой переводы из иностранных источников. Расчет на привлечение массового читателя себя не оправдал. Рынок Центральной России по тем временам был перенасыщен печатной продукцией.

Новый проект Сумарокова оказался с коммерческой точки зрения неудачным и принес казне Тобольского наместничества лишь убытки. Как указывает В. Сафронов в статье «Первопечатники Сибири», на 3 марта 1802 года на складе Тобольского приказа общественного призрения хранились нереализованные журналы «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» в количестве 118 штук на общую сумму 432 руб. 80 коп. и «Библиотека ученая…» — 192 экземпляра на сумму 1008 руб. Однако, несмотря на эти издержки, учитывая выдающийся вклад Панкратия Платоновича Сумарокова в дело просвещения Сибири, по распоряжению губернатора Алябьева ему в конце 1794 года была выдана премия в размере 412 руб. ассигнациями. Теми денежными билетами, которые он якобы когда-то подделывал в Петербурге, но теперь искупил грех молодости праведными тобольскими издательскими делами…

Следующий, 1795 год начинается в нашей истории трагически: 31 января 1994 года умирает Корнильев-старший. Все коммерческие дела купеческого дома переходят в руки его сына Дмитрия Васильевича. По причине загруженности он был вынужден сократить свое участие в типографской деятельности. В начале 1796 года, получив генеральский чин действительного статского советника, пост тобольского наместника покинул А. В. Алябьев. Новый управитель Тобольской губернии не проявлял интереса к делам просветительским, что отразилось на издательской деятельности в Тобольске. В довершение всего 16 сентября 1796 года Екатерина II, запуганная кровавой Французской революцией, специальным указом запретила деятельность вольных типографий в России. С этих пор выпускать печатную продукцию дозволялось лишь государственным друкарням.

Почти на шесть лет остановился в Тобольске корнильевский печатный станок. Лишь в начале 1802 года новый император Александр I вновь разрешил деятельность вольных типографий в стране¹⁰. По печальному стечению обстоятельств в том же году умирают две дочери Дмитрия Корнильева, в начале следующего года при родах гибнет его жена и новорожденная дочка. По воспоминаниям дальней родственницы семьи, Н. Губкиной, в результате этих потрясений Дмитрий Васильевич заболел воспалением мозга, «потерял память, не мог вести дел фабрик, состояние их пошатнулось, и они обеднели». Полностью пришло в упадок и типографское дело Корнильевых. Лишь доставшаяся по наследству еще одной дочери, Марии, матери Дмитрия Ивановича Менделеева, бумажная фабрика продолжила свою деятельность и помогла вырастить 17 детей, включая будущего гениального химика.

Заключение

Поскольку основная событийная канва, может быть, немного поверхностно, но выстроена, пора подводить итоги. Воспользуемся еще одной выдержкой из статьи В. Сафронова: «Типография Корнильевых сыграла свою роль в истории сибирской книжной печати: более 50 томов вышло в свет, при общем тираже в 15 тысяч экземпляров. В том числе — 11 наименований книг и три журнала, и это, согласитесь, немало даже по сегодняшним меркам. Но самое главное, что типографский станок вольно или невольно объединил людей, обладавших литературным дарованием, сплотил их, сделал единомышленниками.

Теперь попытаемся провести параллель между днем сегодняшним и временем правления императрицы Екатерины, названной Великой. И спросим себя: “Можно ли сравнить печатный станок и его роль в XVIII веке с современным компьютером? А издаваемые журналы и книги с сетью Интернет?” На наш взгляд, и то и другое дало возможность сделать литературное творчество доступным для многих читателей. Тогда как рукопись была доступна лишь автору и небольшому кругу его друзей, единомышленников. Произошел качественный скачок от летописания к массовым публикациям.

Через типографию Корнильевых слово, нанесенное на бумагу где-то в Европе или на западе России, доходило до азиатских окраин, делая мир более просвещенным, думающим, мыслящим. Новые идеи рождали новые вопросы, и каждый читающий человек мог ощутить себя гражданином мира».

От себя бы хотелось отметить, что высокоодаренные люди рождаются не на пустом месте. У каждого из них найдется предыстория в роду далеких предков. В этом смысле отличилась и сибирская «Ипокрена». Мы упоминали об однофамильце, а может быть, дальнем родственнике Василия Макаровича Шукшина Николае Шукшине, о Дмитрии Ивановиче Менделееве — внуке Дмитрия Корнильева. На страницах «Иртыша» печатал первые стихи кадет Сибирского драгунского полка Дмитрий Васильевич Дягилев — прадед знаменитого русского театрального и художественного деятеля, «гражданина Перми» Сергея Дягилева. В декабрьском номере «Иртыша — Ипокрены» за 1791 год опубликовал оду «Зима» учащийся Тобольской семинарии Матвей Мамин — дед писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка. В Тобольске написал музыку знаменитой песни «Вечерний звон» на стихи ирландского поэта Томаса Мура в вольном переводе Ивана Козлова сын губернатора Алябьева — Александр Александрович, заподозренный в связях с декабристами и сосланный сюда в 1828 году. Конечными строчками из этого бессмертного произведения позвольте закончить рассказ о вольной типографии и Сибири, превращающейся в Иппокрену:

Лежать и мне в земле сырой!

Напев унывный надо мной

В долине ветер разнесет;

Другой певец по ней пройдет.

И уж не я, а будет он

В раздумье петь вечерний звон!