Воспоминания Леонида Осиповича Пастернака

Воспоминания Леонида Осиповича Пастернака

В моей книге «Из первых уст. Эссе, статьи, интервью» (М.: Водолей, 2015, с. 411) приведено упоминание о «напечатанных в 12-м номере “Мории” (Одесса, 2011) неопубликованных ранее воспоминаниях художника Леонида Пастернака об одесском погроме 1871 года, полученных мною для публикации от внучки художника Анн Пастернак-Слейтер, когда та приезжала из Англии в Израиль и выступала в Иерусалимской русской библиотеке».

Переданные мне для альманаха иудаики «Мория» две с половиной страницы воспоминаний, отпечатанных на машинке, дополняют и проясняют мемуары Леонида Осиповича Пастернака «Записи разных лет», опубликованные в 1975 г. издательством «Советский художник» и открытые в сети на портале Lib.ru/Классика.

Из мемуаров «Записи разных лет» (тексты собраны и обработаны Жозефиной Леонидовной Пастернак, подготовлены к печати Александром Леонидовичем Пастернаком) следует, что будущий художник родился в Одессе «среди обстановки постоялого двора и мелкого лавочничества».

Семья была «очень по-своему оригинальная, мало похожая на семьи того же уровня – простых, малограмотных людей среднего достатка… Отец с детства нашего приучал нас к простой, очень суровой и безрадостной жизни; как он сам говорил, смыслом его воспитания было “приучить к беде”, “ни от кого и ни от чего не зависеть” и никогда ни перед кем “не быть в долгу”. Мать была полной противоположностью отцу; это было подчинившееся ему существо, воплощение доброты … старший мой брат Давид умер уже в возрасте 17 лет. Он прекрасно рисовал, был очень одарен, его рисунки я еще и сейчас помню»

(http://az.lib.ru/p/pasternak_l_o/text_1943_zapisi_raznyh_let.shtml)

В напечатанных в советское время мемуарах Л.О.Пастернака «Записи разных лет», из которых предстает удивительный облик художника-самоучки, с детства стремившегося к совершенствованию своего профессионального мастерства, ни словом не упоминается о его еврейском происхождении – об этом Леонид Осипович Пастернак пишет в опубликованных впервые в 12-м номере одесского альманаха «Мория» и приведенных далее воспоминаниях о еврейском погроме в Одессе 1871 года.

 

Леонид Пастернак

Первый погром в Одессе /эпизод из детских воспоминаний/

 

Мне было лет 7-8, когда на Пасху «разразился» первый еврейский погром, ставший образцом повторяющихся потом на юге России много раз.

В воздухе уже чувствовалось, что надвигается нечто необычное… Улицы пусты… Жуткая тишина… Точно все почему-то спрятались… Со стороны Нового Базара иногда доносятся далекие шумы, которые становятся постепенно слышнее и слышнее, свисты, громкое гиканье какой-то огромной пьяной толпы… Визг и вой… стоны и женское «голошенье» баб-торговок, крики «передовых» мальчишек и подростков, – и весь этот смешавшийся рев и визг озверелой толпы в виде чего-то плотного тихо ползет, качаясь, и крепчает, приближаясь по Коблевской к нашему дому. Затрещали разбиваемые камнями стекла и зазвенели, падая на тротуары… Быстро стали запирать ворота домов. На фоне церкви поднялись столбы черного дыма подожженных ларей и деревянных палаток… По улице со стороны базара показались бегущие женщины-торговки, со стонами, воем и плачем убегая от этой разъяренной толпы, и весь этот кошмар подвигался к нашему дому… Отец успел захлопнуть калитку уже раньше запертых ворот. Огромное пространство нашего «заезжего двора с номерами» – уже за несколько дней до Пасхи – опустело от разъехавшихся к себе домой мужицких подвод «чумаков» и «господ из номеров».

Только наша семья: родители, две сестры, старший брат и я оставались в этом громадном пространстве двора и двух флигелей маленькой восьмикомнатной гостиницы, – восьми номеров, выходивших на улицу окнами. Я помню себя очень ясно: я ходил по двору «вооруженный» детским кнутом с цепочкой… вместо ремня… чтобы помочь отстоять наш дом… Вот за воротами уже прошли воющие, стоном стонущие о потерянном, уничтоженном скарбе, вот гиканье передовых «вождей» мальчишек и хулиганов слышно у нашего дома, адский визг, свист и битье стекол – еще и сейчас в ушах у меня этот свист и «уррраа», когда что-то большое выбрасывалось на улицу из окон… и лязг стекол…

Не помню только, как я очутился в одном из пустых номеров гостиницы, где, видимо, моя мать упрятала нас, детей своих, от расправы пьяной дикой звериной толпы.

Когда толпа эта поравнялась с нашим домом, мать моя, – вообще худая, слабая с виду женщина – раскрыла окно нижнего этажа, выходившее на улицу, – выпрыгнула из него и бросилась на колени перед этой озверелой толпой, умоляя со слезами на глазах – пощадить ее детей!..

Это совсем неожиданное зрелище умоляющей за детей своих женщины так подействовало на толпу, что «заправилы» скомандовали – «ребята, дальше!..» – Так мама спасла нас своим материнским бесстрашием и героизмом…

Опасаясь, что другая толпа, или та же на обратном своем пути поступит иначе, она забрала нас и на случайном извозчике бесстрашно увезла к старшей замужней своей дочери Розе, захватив почему-то первые попавшиеся ненужные тряпки. Сестра наша жила в центре города в населенном дворе, – «меж людьми». Жутко было ехать по опустевшим улицам. На окраинах города буйствовала толпа, и шумы доносились с разных сторон. Мостовая, по которой мы ехали, как снегом была усыпана пухом и перьями из распоротых перин.

Я вспоминаю себя ночью: в какой-то большой мебельно-столярной мастерской на верстаке лежу, – в головах что-то очень твердое… То засыпаю, то просыпаюсь, разбуженный доносящимся воем и свистом, звоном разбиваемых где-то стекол…

Так «погром» – эта дикая преступная расправа с беззащитными, инсценированная всюду властями – на разные лады – укоренилась сначала у нас, а затем и в жизни «цивилизованных» народов Европы…

Конечно, во мне – 7-8-летнем мальчике дикая варварская /непонятная ребенку/ расправа оставила навсегда неизгладимый след. Когда я подрос, это якобы «народное» явление оставило в душе не чувство ненависти и мести, а душевную горечь за ни в чем не повинных жертв слепого преследования, в течение 2000 лет, беззащитных, бесправных людей…

 

В примечаниях редакции к этой публикации в 12-м номере одесского альманаха «Мория» (редактор Геннадий Кацен) я отметила:

О силе семейных чувств Л.О.Пастернака, проявленных в публикуемых воспоминаниях, свидетельствует также его сын Борис Пастернак в «Охранной грамоте» (1931):

«Проходит три года, на дворе зима… Я не буду описывать в подробностях, что ей предшествовало… Как, скача в ту ночь с врачом из Малоярославца, поседел мой отец при виде клубившегося отблеска, облаком вставшего со второй версты над лесною дорогой и вселявшего убеждение, что это горит близкая ему женщина с тремя детьми и трехпудовой глыбой гипса, которой не поднять, не боясь навсегда ее искалечить. Я не буду этого описывать, это сделает за меня читатель…»

Далее в моих примечаниях указано, что «еврейский погром 1871 г. в Одессе не был первым (известен погром 1821 г.), но, как пишет Юлий Гессен, он стал “школой погромной сознательности” для зачинщиков волны погромов 1881-82 гг., начавшихся на юге России и продолжавшихся в черте еврейской оседлости».

И помещены биографические справки Леонида Осиповича Пастернака и публикатора его воспоминананий в альманахе «Мория» Анн Пастернак-Слейтер:

Леонид Осипович Пастернак родился 22 марта 1862 года в Одессе в еврейской семье содержателя постоялого двора. Имя, данное при рождении, – Ицхок-Лейб или Исаак Иосифович Пастернак. Окончив в Одессе гимназию и рисовальную школу, Л.Пастернак в 1881 г. поступает в Московский университет на медицинский факультет, в 1883 г. переводится на юридический факультет Новороссийского университета в Одессе, после чего уезжает в Мюнхен, где окончил Королевскую Академию художеств, и экстерном – Новороссийский университет.

После года обязательной военной службы он возвращается в Одессу и женится на пианистке Розалии Кауфман, с которой переезжает в Москву за год до рождения сына Бориса Пастернака. В начале 20 в. Л.О.Пастернак приобретает известность как живописец и график, иллюстратор прижизненных изданий Льва Толстого. С 1921 г. жил в Германии, с 1939 г. в Англии, умер в Оксфорде в 1945 г.

Анн Пастернак-Слейтер, писатель, переводчик, научный работник – внучка Л.О.Пастернака, дочь Лидии, младшей сестры Бориса Пастернака, – сотрудник мемориального фонда и музея Леонида Пастернака в Оксфорде (Англия), где хранится портрет матери художника, цветная репродукция которого любезно предоставлена ею для публикации в альманахе «Мория».