Журнальный мир

* * *

Я тоже в демона играл,

Был молодым и одиноким,

В себе старательно стирал

Грань между низким и высоким.

Я умереть хотел во сне,

Когда луна в окошко светит:

Мир не нуждается во мне:

Уйду – никто и не заметит.

Мир был действительно жесток.

Ревел бульдозер меж развалин.

Сверчок, забывший свой шесток,

Я этим рёвом был раздавлен.

Но наступала тишина.

Окно вечернее темнело.

И «демон» плакал у окна

Неартистично, неумело.

Но даже тех светлейших слёз

Мир не увидеть умудрился.

А лунный свет в листве берёз,

Переливаясь, серебрился…

* * *

Речка за мною туманная

Будет бежать и бежать

Николай Рубцов

Помню: топится банька

Между белых берёз.

И соседская Танька

Всё смеётся до слёз

Над собой, неумехой,

Поправляя плетень.

Что ж ей вдруг не до смеха

Стало в памятный день?..

Под дугой расписною

Рвётся тройка в полёт.

Попрощайся со мною,

Танька, возле ворот.

И не бойся, соседка,

Край платка теребя.

Ты ещё малолетка,

Я не трону тебя.

Под гармонь на пороге

Запою «Сармака» ¹.

Побежит вдоль дороги

Вслед за мною река.

И Танюшка с платочком

Вплоть до самой межи.

Понесёт нас по кочкам,

Впереди – миражи.

Лишь на миг обернёмся

Где-нибудь на шоссе:

Мы вернёмся, вернёмся!

А вернутся не все…

Под асфальт на стремнине

Закатали село.

Только память доныне

Илом не занесло.

Всё мне видится банька

Возле белых берёз.

И соседская Танька

Всё смеётся до слёз.

НА МАСЛЕНИЦУ

От зимнего солнца закапало с крыши

Уютного домика бабы Мариши.

С карниза сосульки висят, как свирели.

С них в марте капели вовсю зазвенели,

А к бабе Марише скворцы прилетели,

Уселись на крыше…

И внук её Юрка, беспечен и весел,

На старой рябине скворечник повесил.

Мариша и рада – чирикают пусть

И в дом не пускают унынье и грусть.

Хоть место известно на сельском погосте,

Ещё в домовину не просятся кости.

Из города – видишь – нагрянули гости:

Три сына, две дочери – мама встречай!

В твоём самоваре – особенный чай.

Все взрослые стали. И хлеба не просят.

Мариша смеётся: «Наверно, не бросят.

Видать, пятерых поднимала недаром…»

А Юрка: «Бабуля, следи за базаром!

Без деда ты главная в нашем роду!»

На яблонях почки набухли в саду…

Найдут сыновья молоток да топор,

Починят калитку, поправят забор.

А в горнице снохи – и хохот, и топот –

Пельменей настряпают, баньку натопят.

Румяны бабёнки, румяны блины!

Сто лет бы жила от весны до весны…

* * *

Утренней росой в лугах умыться

И зерном, созревшим в колоске,

За лучи к светилу прицепиться,

Повисеть на тонком волоске…

И сорвавшись звёздочкой неяркой,

Осветить реку, за ней леса

И село с оврагом за пожаркой,

И свою тропинку в небеса.

* * *

В морозном воздухе двоится

Крестьянский острый серп луны.

Кто любит Бога, не боится

Иной, неведомой страны.

Земная жизнь – подарок царский.

Что небеса откроют мне?

А серп заточен по-татарски

Здесь, на казанской стороне.

А рядом с ним над зимней Камой

Горит Полярная звезда.

С землёю этой, словно с мамой,

Легко ль расстаться навсегда?

Мы в небеса с рожденья метим.

Но почему-то всё равно

Живой душе смириться с этим

Вплоть до ухода не дано.

У МОРЯ

Что было явью, стало снами…

Взлетела чайка в синеву.

И всё, случившееся с нами

Упало тенью на траву.

А чайка – там на горизонте,

Где море с небом обнялись,

Не исчезает – и не троньте!

О невозвратном помолись…

г. Набережные Челны