Я помню хрупкий голос твой…
Я помню хрупкий голос твой…
* * *
Немного о себе. Я вижу сны,
где я брожу по сумрачному дому,
где я ищу кого-то в самых тёмных
углах. Ищу, чтоб выйти вместе с ним
на улицу, где на исходе дня
смолкает птичий гомон, листьев шёпот,
где ветер плач свой обрывает, чтобы
нечаянно не разбудить меня.
Где нам стоять в звенящей тишине,
где нас укроет плотным покрывалом
тумана, чтоб я снова потеряла
того, кто был так сильно нужен мне.
* * *
Я помню хрупкий голос твой
с едва заметной трещиной.
Ты медленно унёс его
на край земли. И там
ты робко опустил его
к ногам прекрасной женщины,
чем заслужил согласие
и кофе по утрам.
Пока вся пыль уляжется
во впадины хрустальные…
Пока весь свет нацедится
в фарфоровую тьму…
Пройдёт так много времени,
что все обиды старые,
что все обиды глупые
не вспомнить никому…
* * *
Растёт вязание на спицах.
Темнеет в доме.
Приходит ночь. Тебе не спится.
Ты видишь в тёмных
углах таинственные тени –
как чьи-то руки –
ползут стремительно по стенам,
спешат друг к другу –
как сеть дорог, извивы речек,
потоки туши –
сплетаться, связываться крепче,
сильнее, туже
в тяжёлый узел, паутиной.
Открыты двери.
Из этой маленькой гостиной
уходит время.
* * *
Мне снился сон. Над медленной рекой
стоял туман. И тишина стояла.
И даже одержимый расстояньем,
уставший ветер стих. Вдоль берегов
шёл частый дождь. И там, где пелена
редела, бледно проступали дали,
виднелся силуэт. Я угадала,
что это ты уходишь от меня.
* * *
В этом мире заснеженном,
в этом заснеженном доме
пусть всё будет по-прежнему –
кошка лежит в полудрёме.
Пусть всё будет, как водится,
будет привычно, знакомо –
смотрит вдаль Богородица
с выцветшей старой иконы.
Льются еле заметные
тени. Тоска и истома.
Кто-то медленно-медленно
ходит кругами по дому.
Пусть он держит измятую
рукопись стихотворений.
Пусть качается маятник.
И не кончается время.
Астрахань