Я себя узнаю в зеркалах
Я себя узнаю в зеркалах
* * *
Качаются игрушки на елке новогодней,
И в доме запотело оконное стекло.
Вчера родилось чудо и умерло сегодня,
И все опять не ново, хоть первое число.
Вчера я это чудо еще в руке держала,
Смотрела, как на солнце, тревожно берегла.
Вчера была надежда – не много и не мало,
Сегодня – стертый грошик – ни решки, ни орла.
* * *
Полпятого. Тянется песнь муэдзина.
Не сплю. Вспоминаю российское детство.
Вот школа моя. Магазин по соседству.
И длинная очередь у магазина.
Осенняя сырость промозглых скамеек.
И я – не одна, а в девчоночьей стае.
И я в магазине, как все, покупаю
Брикетик какао. Всего семь копеек.
Бесстрашная Люська – вожак нашей стаи –
Сказала, что это вкусней шоколадки,
До самого дома во рту будет сладко,
Брикетик грызётся и вовсе не тает.
Брикетик был ценным, как золота слиток.
Никто ничего под сомненье не ставил.
Мы верили Люське, как принято в стае,
Вгрызаясь в легкорастворимый напиток.
* * *
По дороге, посыпанной пеплом потерь,
По дороге, расцвеченной солнцем удач,
Ты идешь и не слышишь плохих новостей,
Ты пинаешь печали, как старенький мяч,
Огибаешь вулканы – разверстые рты.
Для чего тебе лава убийственных слов?
Ты идешь, как и я, от мечты до мечты
Сквозь безвременье будней и время ветров.
Ты не видишь, как рушится с неба листва,
Как валяется осень в дорожной пыли,
Как кончается в жизни пустая глава,
Из которой герои куда-то ушли.
7 НОЯБРЯ
До края надежды дойдешь,
Поставишь тяжелые сумки…
Мир вырос и стал непохож
На детские наши рисунки.
На радости яркой – вуаль,
На солнце – какие-то пятна,
И девочку с шариком жаль,
И что ей сказать – непонятно.
Пусть выпустит шарик с флажком,
Мираж, красно-зыбкий, упрямый,
Пусть бросит весь свет целиком,
Чтоб крепче держаться за маму!
Но поздно… Нет солнца в углу,
Бумажное небо помялось…
Лишь голос – в ноябрьскую мглу:
«Чья девочка тут потерялась?»
* * *
От коряг отцепив якоря
В листопадной реке полноводной,
На цветных парусах октября
Уплыву за луной самоходной,
Из молчанья твоих берегов,
Из пустынности нотного стана
В полнозвучье округлых слогов,
В перезвон переборно-гитарный.
Мне не снять твое судно с мели,
Ты не любишь ни плясок, ни встрясок.
Отправляю свои корабли
К септаккордам по терциям красок,
Вверх по осени – выверен курс –
Против быстрого времени тока,
Мимо зова рябиновых бус,
Мимо ярких соблазнов – к истоку,
К зарождению русел иных
И ключей родниково-скрипичных,
Где легато – божественный штрих –
Свяжет нас, рассыпных, хаотичных,
Где на лигу – на мостик любви –
Я навешу замок необъятный,
В реку осени брошу мои
И твои неподъемные клятвы.
* * *
Догорают субботние свечи.
Мягко плавится комнатный вечер.
И летят в восковую невечность
Сгустки времени – капли минут.
Отделяется время от места,
Отделяется слово от жеста,
И счастливые формулы детства
В школьном вальсе спокойно плывут.
Я за ними плыву по-собачьи
И толкаю к мечте легкий мячик,
Бултыхаюсь, гребу и не плачу.
Все равно не поверят слезам.
Память свернута страшной воронкой,
Только я проплываю сторонкой.
Боже мой! Здесь по пояс ребенку!
Надо только зажмурить глаза.
Иерусалим после теракта в Старом городе, 8 октября 2015 г.
* * *
По улице Яффо я шла легким шагом,
Любовь подавала всем нищим, бродягам,
Паломникам в белом, дарбукам, гитарам,
Бросала, что было, в их шляпы, футляры.
А улица пела, смеялась, лучилась,
Как будто ей что-то хорошее снилось,
И в яви, как в яме, остались кошмары…
Я шла в Старый город, заведомо Старый…
Да все туда шли, нет… туда и обратно.
А солнце светило не очень-то внятно,
И время, казалось, уйдет на попятный,
И улица Яффо была вероятной,
Почти не придуманной, правдоподобной:
С мурашками счастья и страхом утробным…
Прохожие плыли и жались друг к дружке,
Друг дружке дарили слова-безделушки,
Желали удачи, хорошей субботы,
Сметали к зиме шарфы, зонтики, боты.
Все оптом скупали, навеки, надолго,
Но было неясно, ведет ли дорога…
Ведет ли дорога счастливое стадо
Действительно в город, действительно в Старый.
* * *
Не те порывы, ветреность не та,
И время не стоит на перекрестках,
Хамсин присыпан снежною известкой,
Но дни легко играются с листа.
В чернилах пальцы, в кляксах – вся тетрадь.
Теперь держу любовь в непроливайке.
Закручены, заверчены все гайки.
И больше не найти, не потерять!
Пока на осень движется зима,
Гуляю по периметру ограды.
Я сумме длин давно безмерно рада.
А вглубь пойду – там горе от ума.
Учусь держать мелодию одна,
Никто не вторит, только мыслей вьюга,
Но душу не могу пустить по кругу,
Она – моя несущая стена.
* * *
Всё сильней избегаю толпы,
Коллективного верного слова,
Как еды в коллективной столовой,
Так проложенной кем-то тропы.
Ухожу скользкой рыбкой под лёд,
Избегаю чужих угощений.
Мне всё легче даётся прощенье,
И ещё не забыла полёт.
Для меня не построили плах,
Не поставили камер слеженья.
Я всё время – в свободном движенье.
Я себя узнаю в зеркалах.
* * *
А где-то настоящая зима…
И снег под фонарями настоящий.
Заснеженно-пушистые дома
Беззвучны, неуклюжи, неизящны.
Все сглажено, округло и бело,
Все хрупко, хоть и снежно-монолитно.
Материя – без ребер и углов,
С душой, невероятно беззащитной.