Я тебя пронесу через Лету и времена

Я тебя пронесу через Лету и времена

Стихи

Гениям

 

«E pur si muove!»1 — мстилось Галилею…

Лишь Циолковский тайну разгадал

века спустя, мечту в груди лелея.

И Юрий рассказал через года,

 

что он на небесах не видел Бога,

но синь планеты в солнечных лучах.

Три личности сплелись в одну дорогу:

Быть гением с безуминкой в очах…

 

Когда же мир поймет, что все едино

и смысла нет ни в спорах, ни в войне?..

Увы, пока в клубах седого дыма

мы топим гениев.

Они себя — в вине.

 

 

Любить Дракона

 

Сказке любой положен благой финал:

принцы на белом коне или красном Бентли.

Ворона крик да волчий в ночи оскал

ведут героиню в дали, на грабли, в петли.

 

Долго и счастливо жить бы, да не тужить.

Воительница меняет доспех на фартук,

меч боевой — на кухонные ножи.

Сказочный снег становится стекловатой.

 

Это ли долгожданный благой финал?

Автор, придумай сказке свои законы.

Может быть, рыцарь покинет свой пьедестал,

чтобы принцесса могла полюбить дракона…

 

 

Москва-Петербург

 

За составом состав уходит на Ленинград:

ветер стон отправленья в форточку мне донес.

От ночного перрона, полного роз и слез,

доберутся туда, где в заливе горит закат.

 

Забывая про чай, термометр и паспорта,

тень моя из Москвы уедет на пару дней.

И увидит она сотни лиц, миллион огней,

и как локомотивом взрезается темнота.

 

Доберется состав на Московский седой вокзал,

перекурит с людьми, дымом в воздухе наследив.

Тень моя с проводов незамеченною слетит,

чтоб возникнуть в окне, за которым никто не ждал.

 

 

Костер

 

Горит костер на сумеречной грани,

трещат поленья, пламя рвется ввысь.

По предрассветной, по туманной рани

приди к нему, ладонью прикоснись

 

к теплу. Все поколения согреты

числом несметным пляшущих огней.

И песни здесь не все еще допеты,

пришел сюда — пой, наливай да пей.

 

Запомнит лес все ноты, что звучали

под куполом, сплетенным светом звезд.

Все голоса — и страсти, и печали,

что к небесам соткали хрупкий мост.

 

Горит костер среди лесов таежных.

Я вглядываюсь в пламя болью глаз.

Три чувства: тихо, трепетно, тревожно…

Кто прорастет травою после нас?

 

И старо-молодые напевают:

«Как здорово, что все мы собрались»…

Так искры к небу с дымом отлетают,

как наши годы, устремляясь ввысь…

 

 

Пронесу

 

Я тебя пронесу через Лету и времена.

Через лужи носить умеют, кто не был мной.

Я запомню твои несметные имена.

Я — тот воин, что у Кипелова крикнет «Стой!»

 

Ты по воле моей не осмелишься сделать шаг

ни в окно, ни с обрыва, ни буквой с черновика.

Если удушье черный подарит шарф,

обращу его в ткань, что, как никогда, легка.

 

Пусть рождаются самые искренние стихи

Из-под пальцев твоих, что пропасть зашьют во ржи.

Я тебя заклинаю силою всех стихий:

Твоя сила и воля твоя —

Для того,

Чтобы

Жить.

 

 

Печать

 

Жидким воском плачет несломленная печать,

обжигая мою израненную ладонь.

Никогда мне строк из послания не познать,

потому что прочесть — бросить письмо в огонь.

 

Мне неведомы переплетения букв и слов,

что похожи на связку медных больших ключей.

Сердца к сердцу протянуты нити из тьмы веков

и сияют подобно сотням свечей-очей.

 

Я читал верстовых ветвистых столбов огам2,

звезды, Руны, Таро, следы на летнем снегу.

Все, что сбудется, ведомо только моим Богам.

И противиться воле Их даже я не могу.

1 «И все-таки она вертится!» (итал.)

2 Кельтская письменность, представленная группой параллельных линий. Она напоминает верстовые столбы с развилками в разные населенные пункты.