Журнальный мир

ПОКОЛЕНИЮ

Откуда знать

рождённой средь цветов,

Улыбок, радости, всеобщего веселья, –

Страх речи на немецком языке,

Почти физическое отвращенье

При виде свастики?

Откуда мне, уставшей от утрат

В обыденной и повседневной жизни,

Знать ту утрату – много лет назад –

С осыпанными Звёздами Отчизны!?

Уроки памяти –

безмолвные столбы

По всей России вдоль дорог – свидетели!

Навечно вехами неласковой судьбы

Среди цветов… Вы разве не заметили?

Я помню всё,

рождённая на солнца свет!

И радостью заполнило сознанье

Лишь потому, что мир спасённый выжил.

И все цветы –

к подножию СОЛДАТА!

Вот почему навытяжку стою,

Когда пред взором сердца марширует

Несломленное смертью поколенье,

Ушедшее неровными рядами!

ПАПЕ

Три Ярославны: две дочери, мать

Тихо у гроба стоят.

«Пухом земля», – на Руси говорят…

Кисти рябины горят.

Плач Ярославны – не вой и не крик,

Только скупая слеза.

Дом из песка, вычегодский мужик,

Синие неба глаза.

Осень. Опало и высохло всё.

Врезалось в память живым:

«Что же ты, папочка, что…»

И ещё: «…умер таким молодым?»

Плач Ярославны – скупая слеза.

Гордость, обида и боль.

Белые лилии. Дочек глаза.

Сольвычегодская соль.

* * *

Я вечность ощутила ненароком:

У края пропасти вдохнула глубоко

И, обращённая душой к истокам,

Бескрылая, взметнулась высоко.

И мчалась так безудержно и грешно

Над тем, что раньше было напоказ.

Всем существом неисправимо нежно –

В последний раз!

* * *

Каждое слово, высеченное на камне,

Каждая буква огненным знаком

Вспыхивают на небе

молочно-черничном…

Бывают же чудеса!

Хранительница неисповедимых пуьей –

Шарообразная, ярко-оранжевая –

Возможно, когда-нибудь

Заметит и мой ускользающий след.

* * *

Растащили Большую Медведицу

По кусочкам, по звёздочке – в стороны!

Мир не рухнул… В душе – гололедица.

По-особому каркают вороны…

Растащили, разбили, распродали,

Разбомбили и разукрасили.

По звезде, по обломку – по улицам

Раскидали – витрины украсили…

Закричу! Только разве изменится

На душе моей гололедица?

ЧУЖОЕ

Чужие образы проносятся в сознанье,

Чужие мысли спорят обо мне.

Горят в огне мгновенья мирозданья,

Все муки жизни собрались во сне.

Явь – сон. Граница неизбежна,

Но разделить мечту и явь нельзя.

Чужая мысль, скользнувшая небрежно,

Коснулась и разрушила меня…

* * *

«И мнится – голос человека

Здесь никогда не прозвучит».

А. Ахматова.

Если мир измеряется рифмами,

А уровень страха – подводными рифами,

Если Жизнь – величина постоянная,

То Смерть – одна душа окаянная.

Если в мире уровень страха – плаха,

Если величина Жизни

Равна постоянству Смерти,

То дети

Предпочтут не рождаться.

Им будет проще

Средь миров скитаться,

Пока мир не истерзается рифами,

А уровень страха – бездарными рифмами.

* * *

В непонятном отчаянье,

В неизбежном венце

Опоздала нечаянно

Не в начале, в конце.

Я – судьба не безгрешная,

Ты ж как ангел живой.

Вот и бьюсь, безутешная,

О крыло головой.

Вой! Безудержно воется

Там, на кромке души.

Скоро, скоро закроется –

Ты постой, не спеши.

Посмотри: небо плещется,

Пеной вздыбя причал.

Уходи! Мне мерещится:

Ты о счастье кричал?

Ошибиться и рада бы,

Да невмочь улететь.

И венца мне не надо бы –

Вот бы лечь, умереть.

Здесь, где плещется рядышком

И тепло под крылом,

Под лазоревым камушком

Мне б уснуть вечным сном.

* * *

В лабиринтах из слов,

В неразгаданных

Личных пространствах,

Осуждая себя

За безудержный гнёт

Подсознанья,

Добреду на седьмое

Туда, где звенят на округу,

Возвещая блаженства

В безрадостной

Нашей юдоли.

А смогу ль дотянуться?

Да разве в спасении счастье?

Расплескаться по миру!

И быть неразлучной

Со всеми.

Кроме тех, кто ушёл…

За беззвучье –

Немое: «Спасибо!»

Ведь не зря в лабиринте

Меня привело

К колокольне…