Журнальный мир

«…Спи, но в кулаке зажми оружие –

Ветхую Давидову пращу!

Люди мне простят – от равнодушия.

Я им – равнодушным – не прощу!»

А. Галич

В эти последние дни перед Рождеством, когда всё к празднику почти готово – светящиеся гирлянды по улицам развешаны, а витрины магазинчиков сверкают ёлочными игрушками и миниатюрными вертепами, – Париж неожиданно замирает. Почему-то становится меньше людей на улицах, словно все ждут, чтобы выйти из дома именно в тот самый долгожданный день Рождества, а редкие снежинки, которые никак не смогли покрыть улицы долгожданным снежком, скучно падают на мокрые плитки тротуара и сразу тают, так и не попав под чьи-то ботинки.

Самое лучшее занятие в такие сырые и прохладные вечера – это сидеть в каком-нибудь уютном кабачке – непременно полупустом и со спокойной музыкой из динамиков на барной стойке – и глядеть в окно на мокрый тротуар, редких прохожих под зонтиками, машины, осторожно проезжающие по мокрому асфальту мостовой, и очередной раз удивляться, что Париж может быть и таким – не обязательно шумным и голосистым, стремящимся поразить твоё воображение, привлечь внимание и – каким ещё он бывает в другие дни?

Я не живу здесь постоянно, а бываю только наездами. Иногда по работе, иногда просто по желанию, потому что давно полюбил этот город, пожалуй, даже не меньше, чем свой Иерусалим или Тель-Авив. Словно какая-то перезагрузка происходит тут каждый раз с моим сознанием – даже не знаю, как это назвать.

Мужчина, на которого я сразу обратил внимание, чувствовалось, был изрядно пьян. Впрочем, как ни присмотреться к нему, если кроме пожилой супружеской пары в дальнем углу, его и меня, других посетителей в кафе в это позднее время не было. Мужчина сидел за столиком в центре небольшого зала, сложив руки на груди и низко опустив голову. Плащ его, изрядно промокший на дожде, был неаккуратно развешан на спинке стула, но шляпу мужчина не снял, а наоборот, низко надвинул на глаза. Казалось, он спит, но я сразу обратил внимание, что он зорко, хоть и нетрезво поглядывает по сторонам и время от времени делает отмашку старику хозяину кафе, а тот каждый раз почти бегом приносит ему новый стакан с виски.

Где-то после третьего или четвёртого стакана старик, не выходя из-за барной стойки, отрицательно помотал головой, а мужчина вдруг встрепенулся и громко, перекрикивая музыку, прокричал ему по-русски:

– Я тебе велел принести ещё стакан пойла, значит, неси! Не бойся, деньги у меня есть, – и потряс в воздухе бумажником.

Услышать русскую речь в этом кафе, куда вряд ли заглядывают старые русские эмигранты, я совсем не ожидал. Да и на туриста, которые редко ходят в одиночку, этот мужчина был явно непохож.

– Может, вам хватит, уважаемый? – сказал я ему тоже по-русски, и он от неожиданности вздрогнул и поёжился.

– Кто вы такой и что здесь делаете? – настороженно спросил он, не сразу отыскав меня в полумраке зала. Теперь он не спускал с меня настороженного взгляда.

– Такой же посетитель, как и вы, зашёл сюда немного согреться, – беззаботно сообщил я, – и выпить рюмку-другую, но вовсе не собираюсь глушить стаканами…

– Чёрт возьми, никуда от нашего брата не денешься! – скрипнул мужчина и отвернулся.

Некоторое время он сидел неподвижно, повесив голову, потом встрепенулся и, тяжело поднявшись, подошёл ко мне. Его плащ остался висеть над натекшей лужей на прежнем месте. Оглянувшись на бармена, раздумывающего нести ли ему очередной стакан или нет, он грузно приземлился на стул напротив меня:

– Что вам нужно? Я сделал всё, что требовалось, так что отстаньте от меня. Или… – он посмотрел в упор, и взгляд его неожиданно оказался трезвым, – мавр сделал своё дело и уже не нужен? А чтобы не болтал… Чего вы тогда ждёте? Ну, давайте…

Всё, что он говорил, выглядело полной чушью, но мужчина, вероятно, принял меня за кого-то другого, что меня вовсе не радовало.

– Разве мы с вами знакомы? – попробовал я успокоить его. – Лично я вас первый раз вижу. Так что, уважаемый, вернитесь на своё место и переведите дыхание. Я попрошу, чтобы вам принесли ещё стаканчик…

– Издеваетесь? – мужчина почти враждебно разглядывал меня не мигая. – А вы точно не следите за мной?

Заметив мой удивлённый взгляд, он обречённо махнул рукой:

– Впрочем, всё равно! Разве вы скажете правду? Никуда от вас не деться, как ни прячься. Везде найдёте…

– Вы о ком? От кого вы прячетесь?

– Будто не знаете! – мужчина замолчал и отвернулся, но за свой столик не вернулся, а остался сидеть со мной. – Попросите и в самом деле, чтобы стаканчик сюда принесли. А то мне эти местные слизняки больше не наливают.

– Мне кажется, что вам, уважаемый, уже хватит…

Мужчина попробовал встать из-за стола, но у него не получилось. Он откинулся на спинку стула и вздохнул:

– Кто вы?

Я пожал плечами и ответил:

– Сказал же, такой посетитель, как и вы.

– А почему следите за мной?

– Кто вам сказал такую чушь?! Ни за кем я не слежу, а оказался здесь, потому что почти каждый вечер заглядываю сюда. А вот вас здесь раньше ни разу не видел.

– Вы и вправду ни за кем не следите?

– Слушайте, – возмутился я, – что вы от меня хотите? Почему я обязан перед вами в чём-то оправдываться? Как у вас только язык повернулся такие вещи говорить?

Как ни странно, но последние слова успокоили моего нетрезвого собеседника:

– Значит, я ошибся! Ну и хорошо, что ошибся… Хочу с вами за это выпить!

После того как я сходил к барной стойке и принёс два стакана с виски, себе и ему, мой неожиданный собутыльник подобрел окончательно:

– А вы в Париже живёте или по какой-то надобности здесь?

– На отдых приехал.

– Из России, наверное? Как вам удалось выбраться?

– Почему вы решили, что из России? Потому что по-русски с вами разговариваю? – особенно дискутировать на подобные темы мне не хотелось. – Я живу в Израиле, а в него действительно приехал из России, но уже давно.

– А где вы остановились? – не отставал от меня мужчина, вцепившись в стакан с виски.

– Тут недалеко, в одном из отелей. Зачем вы спрашиваете?

Мужчина удовлетворённо кивнул головой и вдруг попросил:

– Можно мне сегодня у вас переночевать?

– Вам идти некуда, что ли? – усмехнулся я.

Мужчина оглянулся по сторонам и придвинулся ко мне поближе:

– Я, знаете ли, прилетел в Париж всего пару дней назад, чтобы выполнить одну работу. Какую – не спрашивайте, не имею права разглашать. Сразу после выполнения меня должны были забрать и отвезти в аэропорт. У меня даже билеты на самолёт имеются. Но меня так и не забрали. А туда, где я остановился, возвращаться не могу. Но чёрт с ними, с оставленными вещами…

Он достал из бокового кармана авиабилеты и помахал ими в воздухе.

– Вы же могли взять такси и самостоятельно добраться до аэропорта, – сказал я, – чего вы ждали? И самолёт, наверное, уже улетел?

– У меня и франков-то местных почти не осталось, только какие-то гроши на карманные расходы. Откуда я знаю, сколько попросят за такси? А шум поднимать и лишний раз светиться не в моих интересах…

– Что же это у вас за такая секретная миссия, из-за которой светиться нельзя? – усмехнулся я. – Шпионское задание?

– Шпионское не шпионское, а светиться нельзя! – мужчина залпом опрокинул в себя остатки виски и минуту просидел, блаженно жмурясь.

– А на следующий самолёт у вас нет ни билета, ни денег, – нахмурился я. – На что же вы сейчас рассчитываете? Всю ночь просидеть в этом кафе? Может, хозяин вам и разрешит, а что потом?

– Потом что-нибудь придумаю…

Не успел он произнести свои последние слова, как раздался оглушительный треск, витринное стекло разлетелось вдребезги, а с улицы послышался рёв удаляющегося мотоцикла. В ту же секунду мой собеседник рухнул на пол и прикрыл голову руками, а я так и остался сидеть на своём месте. Падать смысла не имело, потому что я по собственному армейскому опыту знал, что если ты слышишь свист пули или видишь ущерб, нанесённый ею, то она уже не опасна, потому что пролетела мимо. Пулю, попавшую тебе в лоб, не услышишь и не увидишь…

– Я так и знал, я так и знал! – барахтаясь на полу и задыхаясь, повторял мой собеседник. – Я им больше не нужен, вот они и решили от меня избавиться… Мавр… своё дело… сделал…

Я помог ему встать и попробовал усадить на стул, но он отказался и, не спуская пугливого взгляда с осколков витринного стекла, по которым уже скакал горестно размахивающий руками старик-хозяин, спрятался за моей спиной.

– Может, это проделки уличных хулиганов? – предположил я. – Кому, спрашивается, понадобилось за вами охотиться?

– Нет, – упрямо повторил за моей спиной мужчина, – их целью был именно я! Вот посмотрите!

Он указал пальцем на свою щеку, и тут я разглядел в полумраке глубокую кровоточащую царапину на его щеке. Видно, неведомый мотоциклист целился ему в голову, но промахнулся, и пуля, чиркнув по щеке, пролетела мимо.

– Да уж, – только и сказал я, разводя руками, – ничего не скажешь, повезло вам!

– Сейчас приедет полиция, – сказал мой собеседник, – а мне это совершенно ни к чему. Нам нужно поскорее исчезать отсюда.

– Нам? – удивился я. – Почему – нам? Я-то здесь при чём?

– Хотите, чтобы вам всю ночь морочили голову в полиции?

Вообще-то он был прав, и мне вовсе не хотелось видеть недовольные физиономии местных ажанов, которым не дают отдыхать в эти спокойные предрождественские ночи, отвечать на всевозможные вопросы, из которых меньше половины будут относиться непосредственно к происшествию.

– Пойдёмте, – махнул я рукой и, бросив купюру на столик, направился к двери.

На своего собеседника я больше не смотрел, но не сомневался, что он последует за мной. Заберёт свой развешанный для просушки плащ, поднимет валяющуюся на полу мятую шляпу и догонит.

До маленького частного отеля, в котором я снимал номер, идти было всего несколько кварталов, и обычно этот путь я проходил за десять минут, но сегодня мой попутчик замирал и пугливо оглядывался по сторонам, особенно когда приходилось выходить из уличного полумрака на свет фонарей или под освещенные витрины магазинчиков.

– Они на этом не успокоятся, – бормотал он, – и если решили убрать меня как ненужного свидетеля, то теперь будут идти по следу, пока… пока не прикончат!

О том, что этот, по сути дела, совершенно незнакомый человек останется у меня до утра, разговора как бы уже и не было. Некрасиво отказывать в помощи человеку, попавшему в беду. Даже такому неприятному, как этот мой нетрезвый собеседник.

Придя в мою комнату, мужчина осмотрелся, заглянул в туалет и, наконец, облегчённо выдохнул:

– Не беспокойтесь, я не стесню вас. Тихо посижу в уголке до утра, а там что-нибудь придумаю.

Похоже, после приключения со стрельбой он протрезвел окончательно, и теперь даже речь его изменилась – стала более спокойной, связной и не такой эмоциональной.

– Ничего не хотите мне рассказать? – поинтересовался я, раздеваясь и указывая ему на единственное кресло, стоящее у стола. – Как вы появились в Париже? С какой целью? Кто на вас открыл охоту?

– Вам это действительно интересно? – мужчина исподлобья посмотрел на меня, но послушно разделся, повесил плащ и шляпу на вешалку у двери и облегчённо рухнул в кресло, не забыв при этом проверить, плотно ли прикрыты шторы на окнах.

– Может, я и мог бы вам помочь…

– В чём? Скрыться от преследователей? – мужчина грустно усмехнулся. – Не смешите меня. Это такая махина, от которой никуда не скроешься, у них везде глаза…

– Значит, вы готовы подставить лоб под новую пулю? Зачем же тогда пошли со мной и сейчас проверяли шторы на окнах? А от местной полиции зачем скрылись? Если вам терять нечего…

– Инстинкт самосохранения…

Некоторое время он молча сидел, о чём-то раздумывая, потом со вздохом сказал:

– Терять мне и в самом деле нечего, раз уж дело приняло такой оборот. Перед тем как меня грохнут, – а это, увы, случится непременно! – хотя бы расскажу кому-нибудь обо всём. Но учтите, – он посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом, – после того как вы всё узнаете, я не смогу гарантировать вам безопасность. Вы тоже окажетесь на прицеле у этих людей. Вы уверены, что вам это нужно?

– Я – израильтянин, мне не привыкать быть на прицеле, – ответил я, – впрочем, если хотите, можете молчать и дальше. Только помогать вам мне будет сложнее…

– Чем вы мне всё-таки можете помочь? – в глазах у мужчины блеснул огонёк надежды.

– Пока не знаю, но стоит подумать.

Я уже не боялся отшивать на словах своего ночного посетителя, потому что чувствовал – несмотря ни на что, ему не терпится с кем-то поделиться своей историей, благодаря которой он попал в такую плачевную ситуацию. А вдруг я и в самом деле смогу ему помочь избежать гибели, которая ходит за ним по пятам. Случаются же чудеса…

– Расскажите по порядку, что с вами произошло, – я сел напротив и приготовился слушать, – а там будем решать, что с вами делать…

– Ещё раз спрашиваю: вы уверены, что хотите всё знать? Вы же и себя подвергнете смертельной опасности. А они, – он нервно мотнул головой куда-то в сторону, – непременно это узнают… И ещё я хотел бы убедиться, что вы действительно израильтянин, как говорите, а не от них.

– Про кого вы всё время говорите? – спросил я, каким-то шестым чувством догадываясь, о какой всесильной организации скоро пойдёт разговор. – А что касается того, израильтянин я или нет – паспорт мне, что ли, показать?

– Покажите…

Этот трус начал меня уже раздражать. Не о том я собирался беседовать с ним остаток ночи, тем более не я его к себе звал, а он сам напросился и теперь диктует, что я ему должен продемонстрировать!

– А вот не хочу я вам паспорт показывать! – огрызнулся я. – Я же ваш не требую! Если что-то собираетесь рассказать, то и рассказывайте…

Мужчина облегчённо вздохнул:

– Теперь совсем другое дело! Если бы вы только рядились под израильтянина, то сразу показали бы какой-нибудь поддельный документ, а так… верю, – он поводил взглядом из стороны в сторону и вдруг попросил: – У вас никакой выпивки нет? А то в горле пересохло…

Выпивки в номере у меня не было, впрочем, мой собеседник на неё особо и не рассчитывал.

– Я всегда был по жизни вольным стрелком, – начал он, поудобней устраиваясь в кресле и не переставая коситься на окно с плотно задёрнутой шторой. – Меня ещё после армии приглашали на работу в контору, только я отказался, сославшись на то, что не люблю ходить строем и петь хором строевые песни. Это было, конечно, чревато, потому что за такие слова можно не форму с гебешными петличками получить, а зековский бушлат на севере, но от меня сразу отстали, хотя и предложили работать за штатом, чтобы выполнять отдельные поручения. На это я уже согласился. Романтика, знаете ли, и прочие шпионские штучки… А в армии я служил, кстати, в разведроте десантного полка и имел подготовку, ничем не уступающую самым крутым гебешным спецам… Эх, если бы я знал, какие поручения меня ждут за этим самым штатом! Наверняка отказался бы, да только увязла птичка одним коготком – и всё, назад дороги нет. К тому же я подписал бумагу о неразглашении государственной тайны, притом без срока давности… Впрочем, сегодня это уже не имеет никакого смысла. Все красные черты перейдены и обязательства нарушены, какие могут быть дальше секреты?

Словно припоминая что-то, он замолчал, но молчал недолго и снова заговорил:

– В этот же раз я, будь немного повнимательней, смог бы изначально почувствовать, что дело пошло не так, как обычно, потому что всю операцию с кураторами мы готовили, как всегда, скрупулёзно и в деталях – мой приезд в Париж из Берлина, слежку за объектом, непосредственное выполнение акции, а вот отход проработали почему-то только в общих чертах. Тебя, говорят, по завершении встретят, отвезут в аэропорт, а там посадят на самолёт до Берлина, а там уже наша территория, проблем с возвращением у тебя не возникнет. О чём ещё раздумывать?.. Кто ж мог предположить, что забирать меня никто не собирается, а принято решение исполнителя зачистить, чтобы никаких следов не оставалось. Найдут где-нибудь в парижской подворотне неопознанный труп – и дело с концом. Мало ли таких находят?.. Я даже представить не мог, что такое завершение планируют на этот раз, просто удивился слегка, когда потребовали на моём плече старую армейскую татуировку вытравить – ВДВшные крылышки и парашют. Кому она, спрашивается, помешала, если я её никогда никому не показываю, а через несколько часов уже благополучно окажусь дома? Раньше-то наколка никаких проблем не вызывала.

– Что это всё-таки за такая секретная работа, ради которой так спокойно гебешники решили пожертвовать своим исполнителем? – не удержался я.

– Нужно было ликвидировать одного чудака-политэмигранта, которого недавно с шумом выперли из Союза и который поселился в Париже, но всё равно мозолил глаза конторе. Видно, поступил приказ откуда-то с самого верха, ведь раньше на него не обращали внимания, а сейчас время пришло подводить итог. Про него в последнее время разные голоса, как оголтелые, постоянно трубили, песенки его антисоветские передавали, да и передачи он ущербные вёл. Ну, выгнали человека из страны, получил он то, к чему стремился, мог бы, наконец, успокоиться, и никто бы его не трогал, так ведь нет, продолжал петь свои песенки не переставая. Вот и заслужил приговор. Вы его фамилию ещё услышите, если пока не знаете, потому что день-два, и все радиоголоса начнут по нему панихиды разводить…

– Кажется, догадываюсь, о ком речь, – кивнул я головой, и меня слегка передёрнуло, – но продолжайте дальше, слушаю вас…

– Мне сразу было велено никаким оружием, ни стрелковым, ни режущим, не пользоваться. Смерть его должна выглядеть предельно естественной, будто человек оступился и упал в лестничный проём, или прикоснулся мокрой рукой к электрическому проводу, или просто споткнулся и разбил голову при падении о каменные плитки пола… Два дня я следил за ним, на шаг от себя не отпускал, пока не придумал, как поступить. Человек этот был, оказывается, страстным меломаном и заказал себе в Италии, где цены пониже, крутой музыкальный центр «Грюндиг», и его вот-вот должны были ему доставить. Посыльного с коробкой я мог отследить, но как попасть в квартиру к клиенту и там уже поступать по ситуации? Но и тут я придумал – позвонил моему клиенту по телефону от имени фирмы и объяснил, что аппаратура сложная и для её подключения требуется специалист, который придёт спустя некоторое время после её доставки. Самому ему делать ничего не надо, достаточно лишь распаковать коробку и ждать прихода техника… Всё произошло как нельзя лучше. Наш объект оказался человеком довольно болезненным на вид, моему приходу безмерно обрадовался и всё ворковал, что сейчас мы вместе с ним подключим аппарат, и потом он меня никуда не отпустит, пока мы не убедимся, какой у него замечательный звук. Тем более скоро жена должна вернуться домой, то-то порадуется. И ещё говорит он мне, мол, буду вам помогать при подключении, заодно и посмотрю, как это правильно сделать. Мне же это было только на руку. Подержите, говорю, антенну для аппарата, пока подключать буду, а он и рад стараться. Только крепче держите, обеими руками, чтобы она не выпала. Ну, он и вцепился в неё, а сам прямо-таки светится, видно, ждёт не дождётся, когда музыка заиграет. Я подключил провод от антенны не в то гнездо, что на аппарате указано, а напрямую в электрическую сеть… Многого этому парню не потребовалось – сердечко-то у него слабенькое оказалось, на что мне особо указывали при подготовке операции. Чтобы всё выглядело естественно, я уложил его, его живого, ногами к батарее, чтобы сеть замкнулась, так, словно делал он всё сам, а потом упал от удара электрическим током и уже самостоятельно подняться не смог. Последний раз всё проверил, чтобы никаких моих следов не осталось, и поскорее ушёл из его квартиры, пока жена не вернулась. Вот и всё, что тогда произошло…

– Значит, вы просто-напросто хладнокровно убили человека? – проговорил я, уже откровенно испытывая к мужчине ненависть и отвращение.

– А что мне оставалось делать? Задание есть задание, – он развёл руками и посмотрел на меня ясным невинным взглядом. – Я даже предположить не мог, что и мне заготовили нечто подобное. Знал бы заранее, повторяю, ни за что не согласился бы… И Париж мне этот ваш не нужен! Что я в нём забыл?

– Вы хоть знаете, кем был этот человек, которого убили? – тихо спросил я, и к горлу у меня подкатил солёный комок.

– А мне без разницы, кто он! – жизнерадостно почти пропел мой собеседник. – Я никогда не интересуюсь этим, чтобы потом совесть не мучила. Меньше знаешь, крепче спишь… Так вы поможете мне утром?

– Теперь уже не знаю… Давайте лучше ложиться спать, а то уже почти три часа ночи.

Я подошёл к окну и, отодвинув штору, стал глядеть на крупные снежинки, которые ветром прибивало к стеклу, но они тотчас таяли и стекали вниз.

– Что вы делаете?! – донёсся испуганный голос. – Вам мало того витринного стекла в кафе? Они же могут запросто отследить, что я у вас, и…

Я отошёл от окна и повернулся к нему. Наверное, взгляд у меня был настолько злой, что привольно растянувшийся в кресле убийца вздрогнул и съёжился.

– А может быть, эти люди, которые в вас стреляли, были не так уж и неправы? – стиснув зубы, выдавил я. – Я никогда не одобрял того, что они делают, но сегодня, извините, я на их стороне.

– Но вы же обещали помочь! – голос мужчины был неуверенным и дрожащим. – Хотя бы помогите мне завтра добраться до аэропорта, а дальше я сам. Вы меня больше никогда в жизни не увидите. Хотите я вам денег дам?

– Вы говорили, что у вас ничего нет, только мелочь в карманах.

– Я обманывал. Так дать денег?

И тут я уже не выдержал и закричал:

– Пошёл прочь отсюда, скотина! Видеть тебя больше не хочу!

Ни слова не говоря, он встал с кресла, натянул так и непросохший плащ, нахлобучил шляпу и ушёл, аккуратно притворив за собой дверь.

…Через два дня я прочёл в одной из ежедневных газет, что в парке совсем неподалеку от того места, где находился мой отель, найден труп неопознанного мужчины, при котором не обнаружено никаких документов. В теле мужчины обнаружено несколько пулевых отверстий. Всех, кто может предоставить о нём какие-то сведения, полиция просит позвонить по телефону.

А ещё за день до этого все русскоязычные парижские газеты и радиостанции по всему миру сообщили трагическую весть о том, что 15 декабря 1977 года около 14 часов на шестидесятом году жизни в Париже в результате несчастного случая погиб знаменитый российский поэт, бард и драматург Александр Галич…

И вот тогда-то я впервые в жизни по-настоящему заплакал, сидя в своём пустом номере в отеле. Я даже не очень хорошо понимал, что со мной тогда происходило. Это был какой-то запоздалый и безутешный плач от непонятной обиды и горечи, от злости на самого себя неизвестно за что, от непомерной жалости и одновременно от ненависти к этому жестокому миру, где добро, вопреки ожиданиям, никогда не побеждает зло, а убийц, если и настигает законное возмездие, то как оно уже несвоевременно и ничего не способно в нашей жизни изменить…