Затерянные в сибирских долинах

Затерянные в сибирских долинах

О премьере спектакля «Зулейха открывает глаза»

На сцене Башкирского академического театра драмы им. М. Гафури состоялась премьера спектакля «Зулейха открывает глаза» по популярному и вызвавшему общественный резонанс одноименному роману Гузель Яхиной (автор инсценировки – Ярослава Пулинович) в постановке режиссера Айрата Абушахманова. Художник – Альберт Нестеров. Музыкальное оформление – Ильшат Яхин, пластическое – Ринат Абушахманов. Художник по свету – Ильшат Саяхов.

Зулейха (арт. Римма Кагарманова, Ильгиза Гильманова), закрыв глаза ладонями, сквозь зрительный зал медленно идет к сцене. Повернувшись к нам, она расскажет о священной птице Симург, гнездящейся на Древе Познания. Эта легенда тюркских народов, крепко связывающая поколения. Искренняя вера в Симург, наверное, и помогла выстоять Зулейхе, пройти свои «семь долин» ГУЛАГа, те семь кругов ада, к которым она еще пока стоит спиной. Вот с такого спокойного сказительского зачина начинается спектакль о кровавых репрессиях 1930-х годов в истории нашей страны. Зулейха поднимется на сцену и словно войдет в саму преисподнюю.

Сценическое пространство поглощает, черное и «голое», оно создает ощущение и бездонной пропасти, и, одновременно космоса. Черный молчаливый лес Сибири – это отдельный персонаж в спектакле: свидетель. Силуэты деревьев с фотографиями заключенных, погибших в лагере. Как и у Д. Боровского в спектакле «А зори здесь тихие», они трансформируются: колышутся, склоняются над влюбленными. Но у Зулейхи пока что «…гроб еще шумит в лесу. Он – дерево, он нянчит гнезда». Неграмотной татарской девушке, абсолютно невиновной, как и миллионам жертв репрессий предстоит пройти все ужасы каторжной жизни и открыть глаза на этот несправедливый мир. Образ Зулейхи решен по большей части пластически. Ее восприятие мира двухмерно: лагерная реальность и внутренний мир, где она ведет свой нескончаемый диалог с умершей свекровью Упырихой (арт. Танзиля Хисамова, Сара Буранбаева), который как фантомная боль не отпускает, но и заставляет жить вопреки.

В целом спектакль в своем темпо-ритме жесткий, хлесткий, динамично стремительный. Размашисто, гиперболизировано, советскими плакатными «буквами» режиссер пишет историю на черном траурном полотне. Он использует художественные способы выражения советского пропагандистского искусства, уже не прославляя, а обличая идеологию. Приемы агиттеатра, физкультурных парадов и помпезного сталинского ампира отображаются здесь как в кривом зеркале, обнаруживая тем самым всё уродство, ложь, искусственность происходящего. Проносятся сцены, герои стремительно двигаются, года летят, а постаревшие персонажи продолжают по пятилеткам строить сверхдержаву, империю из костей и черепов. Четко в такт стучит печатная машинка, дела растут томами, их несут и «доносят»! Кажется, что сам спектакль движется как гигантский маховик, конвейер, замирающий лишь на мгновение: Зулейха рожает сына, Иконников (арт. Ильдар Гумеров) любуется своим украдкой расписанным куполом с образами из Сикстинской капеллы, Зулейха и Игнатов (арт. Азат Валитов) кружатся в любовном танце. Во многих сценах есть свой апофеоз и пафос, но уже переосмысленный, горько-иронический и пугающий с позиций сегодняшнего дня: акапелла «Широка страна моя родная» сливается с этой же песней из фильма «Цирк» Г. Александрова, под нее до изнеможения арестанты прыгают на скакалках, и мы слышим перекрывающие песню крики и стоны людей; Игнатов с саблей, как памятник на постаменте, свирепо командует: «План! План! План!», и призыв его превращается в вой: как говорится, «с волками жить по-волчьи выть». «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится… Если бы у нас жилось плохо, неприглядно, невесело, то никакого стахановского движения не было бы у нас», – из динамиков доносится речь Сталина; пьяный Зиновий Кузнец (арт. Артур Кунакбаев) прицелится в зрительный зал, а в заключительной сцене появится в узнаваемом френче вождя всех времен и народов. В спектакле множество знаковых аллюзий и ассоциаций, над которыми может размышлять зритель.

Гузель Яхина в романе раскрыла образ каждого героя, подробно описывая их судьбы. У режиссера герои в большей степени только обозначены, они схематичны, обезличены. Коротко, порывисто, как в картотеках произносят свою биографию профессор Лейбе (арт. Ильдар Саитов), ученый-агроном Сумлинский (арт. Ирек Булатов) с супругой Изабеллой (арт. Гульнара Амирова), художник Иконников. Режиссер применил эту стратегию намеренно, он не дает героям развернуться, превращая их в винтики государственной махины. Лица всем заключенным обмазывают серой глиной и лиц уже как будто и нет. Лицо «зияет», оно вымарано, зачеркнуто, вырезано, как на тех фотографиях, где репрессированные среди своих родных, друзей и коллег. «Врагам народа» – вечное забвение, предполагала власть. Из всех персонажей, режиссер центральными сделал коменданта Ивана Игнатова и лейтенанта энкавэдэшника Зиновия Кузнеца. Вот они-то главные здесь хозяева, да доносчик Горелов (арт. Айдар Шамсутдинов) на подхвате. Две сильные яркие личности, они по сути своей антиподы. Но, прежде всего, спектакль об Игнатове. Если Кузнец в исполнении Артура Кунакбаева – это откровенное грубое зло, олицетворение той безжалостной командно-административной системы, то Игнатов – натура неоднозначная. Непоколебимый и мятущийся, жестокий и несчастный, палач и жертва, кто он, этот Игнатов? Сложный, противоречивый, он восходит к булгаковскому Хлудову. Для Азата Валитова это первая крупная работа, и с ней он справился. В его Игнатове постепенное духовное прозрение наступает после истории с утонувшей баржей, и мы видим, как он начинает по-людски относиться к заключенным. Мечется, раскаивается, пьет, чтобы забыться, он сам себя распял (сильная библейская метафора в одной из сцен: весь забинтованный, вытянув руки в стороны, он напомнит Иисуса Христа на Кресте). Актер сумел показать образ в развитии. Игнатов всё понял. Про жизнь, государство, страну и людей. И что любить умеет, тоже понял. Зулейха спасла его душу. Сострадание к этой хрупкой татарочке с младенцем, уважение к ее силе духа и стойкости пробудили в нем настоящие, искренние чувства. В заключительной сцене, он, ни секунды не колеблясь, даст сыну Зулейхи свою фамилию, чтобы спасти его(арт. Дамир Кираманов). Упование на Юсуфа, что все те муки, которые они испытали, реабилитируются ни сколько указом, сколько – будущей счастливой жизнью мальчика. Юсуф сядет в лодку, и она, так похожая на ракету, поднимется ввысь под мотив тяжелого, скорбящего реквиема…

По легенде, чтобы добраться до вершины горы Симург, птицам нужно было преодолеть семь долин: долину Исканий, долину Любви, долину Познаний, долину Безразличия, долину Единения, долину Смятений, долину Отрешения. Над последней долиной вечное безмолвие. Далее начиналась Страна Вечности, куда нет входа живым. Достигнув чертогов Симурга, птицы постигли суть: они все – и есть Симург.

 

Фото: Роман Шумнов