Журнальный мир

Маленькая Даша очень любила встречать Новый год. Уже с середины предновогодний месяц дышит чудесами. Это самая счастливая пора приближения Нового года. Каждый день возвышает душу, и наступающий новый день сулит источники лучших наслаждений. А по улице как приятно пройтись. Перед супермаркетами появились наряженные ёлки. Витрины и входы магазинов украсили разноцветные гирлянды, а в них самих вовсю веет настроением праздника. Даше нравились эти прогулки с дедушкой. Он больше всех был доступен для разговоров. Бывало, они сначала нагуляются, наговорятся обо всём, обо всём! потом зайдут в какой-нибудь большой магазин, насмотрятся, напитаются праздничной атмосферой, дедушка купит ей шоколадку, и идут домой с этим сладким настроением. Сердце стучит в груди весело-превесело. Какое блаженство идти, держась за руку дедушки, а то и вприскочку, вприпрыжку – так даже веселее.

Для Дашеньки Новый год начинался с покупки новогоднего деревца. Зайдёт утром в её комнату дедушка с выражением нескончаемой доброты, присядет осторожно на край постели и скажет:

– Как думаешь, внученька, не пора ли нам идти за ёлочкой?

Сна как не бывало, вскочит она с постели, подбежит к дедушке, обнимет от счастья, что новый день наступил, что дедушка принёс радостную весть. «Какой он добрый, – подумает, – и как любит меня». Совсем развеселится и ответит:

– Дедушка, положим, что я ещё маленькая, но я тоже считаю, что пора покупать ёлочку.

– Нам же с тобой нужно не просто выбрать ёлочку, а ту, которая скажет: купи меня. А тут, внученька, ну никак без тебя. У  меня слух совсем не тот, какое из деревцев будет говорить: купи, купи меня – ведь не расслышу. Не подведёшь?

– Что ты, дедушка! Их хоть много на ёлочном базаре и все они о чём-то наперебой шумят, а я всё равно услышу.

В прошлый год, когда они пришли за ёлкой, у Даши глаза разбежались: сосны, пихты, ели – большие, маленькие, средние  – деревца то шумят все враз, то замолчат – поди разбери, какое из них просит: «Дашенька, купи меня». У неё даже слёзки выступили с досады. Но сколько радостного возбуждения появилось на её лице, когда она наконец услышала призыв. «Дедушка, да вот оно!» Оглянулась с ещё не исчезнувшими с глаз слезинками, а дедушка с ласковым выражением на лице кивает ей головой.

Затем наступал черёд, тоже не менее сказочный, донести новогоднее деревце домой. На Дашеньку возлагалось, как говорил дедушка, самое ответственное дело: держаться за макушку ёлочки, потому что именно в ней находится сама душа деревца. И чтобы по дороге душа ёлки не потерялась, надобно надёжно держать эту самую макушку. Даша старалась и справлялась с этой обязанностью чудесно. Всё это происходило так чинно, с каким-то особенно приподнятым настроением. Даша про себя думала: «Что бы дедушка делал без меня: ёлочку не смог бы выбрать и душу бы её потерял по дороге. А всё равно какой он хороший, я так люблю его, сильнее всего на свете». Дедушка говорил, что если бы не она, ему бы никогда так ловко и бережно не донести ёлочку.

Придя домой, Даша взахлёб рассказывала маме, как вокруг люди, дети – все говорят, выбирают новогоднее дерево, спрашивают друг друга. Так шумно! Ничего не разберёшь, а ей всё нипочём, всё ж таки расслышала шёпот деревца, что именно его нужно купить. И если бы не она, дедушка бы не справился без неё.

Ах, какое счастье наступало, когда она и мама начинали наряжать ёлку. Мама вытаскивала коробки с игрушками, гирляндами, мишурой, потом они вместе разбирали их по кучкам. Дедушка не принимал участия в этом действе, он садился на диван и молча с улыбкой наблюдал за ними. «Дедушка, милый! – в порыве нежности вскрикивала Даша. – Мне так нравится, что ты сидишь и смотришь на нас, как мы с мамой ёлочку наряжаем». Она чувствовала его ласковые, добрые взгляды. Ей так приятно и покойно было, что он изливал на них свою нежность и любовь.

На Дашеньке было лёгкое платьице персикового цвета с поясом, завязанным сзади бантом. Ей нравилось, что рукава платья не доходили до локтя и не мешали ей наряжать ёлку. Бывало, иной раз она подбегала к дедушке, взбиралась к нему на колени и, уютно поместившись в его объятиях, деловито говорила: «Устала. Чуть-чуть отдохну». Но через секунду спрыгивала: как же, ведь только она слышит деревце. Дашеньке казалось, что ей одной известно, куда нужно повесить шары и прочие игрушки.

– Мамочка! Дедушка! Посмотрите, как этот шарик миленько свесился с этой веточки. Знаешь мама, почему я знаю, куда игрушки вешать?

– И почему же?

– А вот ни за что не догадаешься! Сдаёшься?

– Сдаюсь, сдаюсь. Говори уже.

– А потому знаю, что мне ёлочка говорит. Дедушка меня научил, как ёлочку слушать. Вот я и слушаю. А ты, мамочка, слышишь, куда игрушку надо повесить?! Слышишь!

– Нет, милая, мне, наверное, медведь на ухо наступил.

Дашенька звонко и счастливо смеялась.

– Какая ты прямо, мама. А мы с дедушкой слышим, правда, дедушка? Хочешь, я и тебя научу? Надо к ёлочке подойти, приложить ухо к веточкам, она сразу скажет. Вот, смотри.

Даша подскочила к ёлке и приложила ухо к ветке.

– Ой! Щекочется, – она отскочила от ёлки и ладошкой потёрла своё ухо. – Я не успела услышать, – и снова приблизила голову к веточке. – А вот теперь услышала, услышала! Знаешь, мама, куда? Нет, ты сама догадайся.

Даша подбегала к дедушке и на ухо шептала ему полученный от ёлочки секрет.

– Заговорщики! Говори уже.

– Да вот же куда, мама, шарик надо повесить.

Ах, какая прелесть наряжать ёлку! Весь вечер превращается в какое-то волшебство. Какое наслаждение засыпать после этого чудесного дня. Она, досыта набегавшись, напрыгавшись, навертевшись, укладывается наконец в свою постельку. Мама, перед тем как выйти из комнаты, целует её в щёчки. Потом приходит дедушка пожелать спокойной ночи, берёт обеими руками её голову и целует в лобик ещё нежнее, чем мама. Она зажмуривается, и только дедушка желает поднять голову, обхватывает его шею сильно-сильно маленькими ручками и крепко прижимается своим лицом к лицу дедушки.

Дашенька, перед тем как совсем отдаться сну, думает: какой ещё день может быть счастливее сегодняшнего? Как приятно, что ёлка уже наряжена, и немного грустно, что этот нескончаемый день уже кончился. На душе у неё тихо, светло, и неуловимые мечты наконец склоняют её в милый детский сон.

Но наступающий нынешний Новый год не радовал Дашу. Заболел дедушка, его положили в больницу. Мама часто вздыхала и говорила:

– Заболел наш дедушка, Дашенька. Будем мы с тобой, наверное, одни встречать Новый год, без дедушки.

Даша тоже за мамой вздыхала:

– Не хочу встречать Новый год без дедушки, – капризным тоном заявляла она. – Мамочка, что за болезнь привязалась к нашему дедушке, разве нельзя как-нибудь прогнать её?

– Было б у нас побольше денег, может, дедушка поскорее выздоровел и к Новому году был бы с нами.

– А разве у нас нет денежек?

– Таких нет, доченька. Мы уж и так почти все потратили.

Когда наступило время покупать ёлку, мама сказала:

– Ну что ж, дочка, давай пойдём за ёлкой. Хоть дедушка и заболел, а всё же Новый год на носу.

Пришли. Опять, как в прошлый год, все толпятся, говорят, выбирают. Ходили, ходили они, и ни одно деревце не прошептало ей: купи меня. Дашенька смотрит на деревца и никак не поймёт, какому из них отдать предпочтение. А вот с дедушкой всё по-иному выходило: на Дашеньку слетало волшебство – слышать голоса деревьев. И такое это было детское счастье! А тут ели, пихты, сосны, как сговорились, молчат и молчат. Дашенька растерялась, такая горечь её взяла, так ей сделалось досадно, что дедушки рядом нет, она расчувствовалась и горько заплакала.

– Что с тобой, милая? – испугалась мама. – Кто тебя обидел?

– Никто, мамочка, меня не обидел. Ёлки какие-то немые сегодня, ничего мне не говорят. Мне сделалось так жалко дедушку. Не хочу выбирать. Мама, поедем лучше к дедушке.

– Я и сама хотела тебе предложить. Давай только зайдём домой, возьмём гостинцы для дедушки.

Пока мама собирала сумку с гостинцами, Даша потихоньку вытащила деньги из своего тайника, которые она копила. Дашенька считала, что в её тайнике лежала огромная сумма. Она иной раз при дедушке, от него у неё не было тайн, пересчитывала свои сбережения. «Дедушка, как ты думаешь: много ли у меня денежек?» – «Очень много, – отвечал дедушка. – И на что же ты хочешь их потратить?» Тогда она ещё не знала и ответила так:

– Я пока не знаю, дедушка, но мне хочется их потратить на что-то важное… важное-преважное. Чтобы при этом сделалось хорошо-прехорошо. Ведь бывают, дедушка, такие желания?

– Да, моя милая, бывают. Такие желания называются заветными. Совсем уж замечательно, если они задумываются под Рождество или под Новый год. Тогда это желание может выглядеть даже фантастично, поскольку при его исполнении становится непременно весело и даже очень хорошо на душе.

– Вот, дедушка, я и коплю на такое желание, заветное желание.

Даша вспомнила про этот разговор с дедушкой. У ней прямо сердечко застучало сильно-сильно. Как же она сразу не догадалась – вот же оно, то важное-преважное, куда необходимо употребить заветное желание!

Пока ехали в маршрутном такси, Даша сидела тихо. У неё в кармане лежали огромные деньги. Маме она не стала сказывать, боясь, что она по своему доброжелательству деньги возьмёт себе на хранение и тогда Дашенька не сможет ими распорядиться, как будет ей подсказывать истинное детское благоразумие. Её так и подмывало рассказать дедушке, какое желание пришло ей в голову. «Нет, дедушке тоже говорить не следует, – решила она. – Дедушка разволнуется, станет отговаривать. Он всегда говорит, что ему ничего не нужно, что у него всё есть. Я ведь хочу, чтобы он выздоровел, а вылечить его могут только доктора. Вот кого мне надо просить, чтобы исполнили моё заветное желание. Дедушке я потом скажу».

Когда они пришли, мама накинула на плечи белый халат, а Дашеньку пропустили так, в чём она была. На ней было светло-зелёное платьице, обшитое кружевами, поверх него кофта, белого цвета колготки и тёплые сапожки. На лифте поднялись на третий этаж. По длинному коридору прошли в самый конец и во­шли в палату, где находились, помимо дедушкиной, ещё три другие такие же кровати. В палате, кроме дедушки, никого не было. Дедушка не спал. Дашенька растерялась, она не могла узнать дедушку в человеке, лежащем на кровати. Лицо осунулось и было другое, совсем не как у дедушки. Дашеньке вдруг сделалось стыдно, что она не узнаёт дедушку, и страшно, что болезнь так неумолимо измучила его. Ещё немножко, и она бы расплакалась. Но тут этот человек увидел их, улыбнулся – и стал похож на дедушку. Даша бросилась к нему и, обняв его голову, прижалась всем своим тельцем.

– Дедушка, миленький, у тебя такое усталое лицо. Эта болезнь так помучила тебя, что я даже сразу не узнала тебя. А вот ты улыбаешься, так теперь вижу, что ты мой дедушка. Ах, дедушка, я вот хочу как-нибудь на большую поменяться, чтобы мне, как и маме, халат на плечи дали, а всё не меняюсь. Мне кажется, я совсем расти перестала.

Потом она склонилась к самому уху и прошептала:

– Помнишь, я тебе про важное желание говорила, так я, дедушка, придумала, на что свои денежки потратить, – всё же, не удержавшись, сказала она. – Вот увидишь, как тебе станет лучше. Без тебя, дедушка, ужас как плохо. Мы сегодня с мамой пошли ёлочку покупать, а они все, как немые, молчат! Представляешь, дедушка, молчат, ничего не говорят. Мне так обидно стало.

– Папа, представь себе, – возразила мама, – пошли ёлку покупать… и не купили. Дашенька так расстроилась, что тебя с ней не было, так мы сразу к тебе поехали. Как твои дела?

– Мои дела, дочка, в досье у доктора.

– И что говорят?

– Ничего не говорят, молчат. Так… без слов понятно, дочка. Возраст пришёл, против лет ничего не попишешь.

– Шестьдесят семь, папа, разве возраст это?

– Для нас, мужиков, возраст. Это женщины как-то приспособились, а мы за ними не поспеваем. Говорят, есть какое-то редкое лекарство, так, наверно, дочка, не про нас. Да ты не переживай, как-нибудь мало-помалу очухаюсь. Ещё понаряжаем ёлку, моя ненаглядная внученька.

Даша ещё крепче прижалась к дедушке, он, расчувствовавшись, часто задышал. Сердце застучало сильнее, чем могло выдержать возникшее движение души.

– Даша, Даша! Отпусти дедушку, видишь, ты ему грудь сдавила. Папа, тебе плохо? Я врача сейчас позову, – и мама выскочила из палаты.

Прибежал врач. Даша с мамой вышли в коридор. Дашенька хотела было расплакаться, но мама тихонько сказала:

– Что ты, милая, что ты! Ты совсем дедушку расстроишь.

Даша с остановившимися слезами стала испуганно смотреть на маму. Из палаты вышла медсестра и сказала, что доктор просит подождать, посидеть возле ординаторской.

Даша сидела на скамейке почти в самом конце длинного коридора, а на другом конце взбудораженно ходила мама возле дедушкиной палаты. По коридору прогуливались взад и вперёд незнакомые люди, и Даше казалось, что у них у всех измученные болезнями лица. Она подумала, что и этих людей, когда кто-нибудь к ним приходит, тоже узнают не сразу, а только после того, как они станут улыбаться.

Перепуганной Дашеньке мама наказала сидеть тихонько, никуда не отходить и ни с кем не разговаривать. «Не вздумай плакать, ты ведь у меня большая девочка». Конечно, она почти большая, на следующий год в школу. Дашеньке, глядя на ходивших по коридору людей, вовсе не хотелось с кем-либо разговаривать.

Потом мама и врач вышли из дедушкиной палаты и пошли в кабинет доктора, а Дашенька опять осталась одна сидеть на скамейке под дверью. Хотела было обидеться, что её не взяли в кабинет, чтобы послушать про дедушкину болезнь, но мама так была расстроена, что она покорно осталась сидеть.

Тут к ней подсел человек лет сорока пяти приятной наружности. Даша распределяла людей по своему признаку: на тех, которые располагали к беседе, и на тех, которые не располагали. Человек, который сел рядом с ней, как раз был из тех, с кем она была не прочь поговорить. Но вместо этого Дашенька отодвинулась на край скамейки. Этот незнакомый человек улыбнулся и сказал:

– Ты меня не бойся.

– Вовсе я вас не боюсь. Вы мне кажетесь таким дядей, что с вами можно и поговорить, но мама мне сказала сидеть тихо, потому что мой дедушка здесь болеет, и ни с кем не разговаривать.

– Поди ж ты! – удивился человек. – Как это ты решила, что со мной можно тебе поговорить?

– А вот, решила! Я сразу могу решить, с кем интересно говорить, а с кем совсем не хочется.

– Ну, мило с твоей стороны, что я в такой разряд попал. А что же, дедушка сильно болеет?

– Сильно. Мы пришли дедушку навестить, а дедушка увидел меня, разволновался, ещё больше заболел. Тут доктора как забегали, и мама моя тоже так разволновалась! Посадила меня тут, а сама сейчас у доктора. Они вот за этой дверью разговаривают. Я  хотела заплакать, потому что мне дедушку стало очень жалко, а мама говорит: ты что, совсем хочешь дедушку расстроить? Вот я сижу и не плачу. А так мне хочется поплакать. У вас бывает так, что хочется поплакать?

– Да… как тебе сказать, пожалуй, бывает. Только, понимаешь, я же мужчина, и потому стараюсь не плакать.

– Ну, мне простительно, я же ещё маленькая. Я Дашенька, а вас как звать? Давайте уж, что ли, познакомимся, всё равно ведь говорим. Думаю, мама не обидится на меня.

– Это уж точно, говорим. Мама, полагаю, не обидится. Мы с тобой тихо сидим, не шумим. Ну, а я Сергей Витальевич.

Даша сделала круглые глаза, удивившись по-детски до такой степени, что и вообразить трудно. Глядя на неё, и незнакомец смешался.

– Дашенька, что с тобой?! Что тебя так удивило?

– Дяденька, вы не шутите, что вас так звать?

– Милая Дашенька, посмотри на меня, разве я могу шутить? А в чём дело, ну-ка объясни мне толком.

– Так моего дедушку звать!.. Он тоже Сергей Витальевич. Никогда бы не подумала, что такое может быть. Ах, какой вы интересный! Дайте я вас обниму, как я дедушку обнимаю. Вы мало что приятный, так вас ещё и зовут, как дедушку.

Сергей Витальевич и опомниться не успел, как девочка вскочила с ногами на скамейку и крепко, по-детски обняла его, а потом, как ни в чём не бывало, снова уселась, но уже ближе.

– Ну что ж, я душевно рад нашему знакомству, – растроганно проговорил Сергей Витальевич. – Мне очень приятно, что мы с твоим дедушкой тёзки. Что же, сильно болеет твой дедушка?

– Сильно, – Дашенька покивала головою. – Мама говорит, что дедушкино здоровье нам не по карману, ему какие-то очень дорогие лекарства нужны.

– Да, здоровье ни за какие деньги не купишь. Наверное, твоя мама это имела в виду.

– А вот я куплю, – и, совсем приблизившись, добавила: – Я тайком от мамы взяла свои денежки из копилки. Знаете, скажу вам по секрету: я копила, чтобы исполнить своё заветное желание. Дедушка, конечно, тоже спрашивал у меня, на что я хочу потратить свои денежки. Но тогда я ещё не знала, каким должно быть моё заветное желание, – Даша при этом состроила кислую рожицу. – Я дедушке сказала, что хочу придумать такое заветное желание, чтобы было хорошо-хорошо. Вот теперь я знаю, что должна купить лекарства для дедушки. Мне бы только как-нибудь отдать эти денежки доктору, чтоб мама не видела и чтобы дедушка не догадался. Правда, хорошо я придумала?

– Очень даже хорошо ты придумала, Дашенька.

– А вы, Сергей Витальевич, пришли сюда болеть?

– Да нет, я вполне здоров. Но у меня есть одно маленькое дельце как раз к этому вот доктору, с которым твоя мама разговаривает. Знаешь, Дашенька, у меня план созрел: хочешь, мы вместе зайдём к доктору…

Сергей Витальевич не успел досказать девочке весь свой план, так как дверь отворилась и вышла мама с очень расстроенным видом. Она присела на краешек скамейки, задумавшись. Дашенька притихла и прижалась к маме.

– Доченька, ты тут ещё посиди, а я к дедушке схожу, – и, встав, она пошла по коридору.

Даша провожала её встревоженными глазами. Тут Сергей Витальевич снова подал голос.

– Дашенька, так ты принимаешь мой план? Посмотри, какой нам благоприятный случай выдался. Пока мама твоя будет в палате у дедушки, мы с тобой в этот момент к доктору прошмыгнём.

– Хорошо, – сказала Даша. – Я думала, что сама справлюсь. Ладно, давайте войдём вместе. Только вы молчите, я сама буду говорить.

Сергей Витальевич стукнул в дверь и отворил её, пропуская вперёд себя Дашеньку, сам он позади неё палец ко рту приложил и показывает хозяину кабинета: дескать, молчи и слушай. Когда они вошли, Сергей Витальевич дверь за собою закрыл. Доктор, которого звали Игнат Иванович, смекнул про уловку своего товарища, встал из-за стола и смотрит на девочку. Он сообразил, чья эта девочка.

– Дяденька доктор, я Дашенька, – смело начала Даша, залезая рукой в карман и вынимая оттуда деньги. – Мой дедушка у вас тут болеет. У меня есть одно заветное желание, так вот, я хочу, чтоб мой дедушка выздоровел. Его зовут Сергей Витальевич, так же, как и его, – она повернулась, показывая пальцем на своего нового друга. – Мы с ним познакомились, пока вы с моей мамой разговаривали. Вот мои денежки, их тут много и должно хватить на лекарство для дедушки. Мне дедушка говорил, что денежки надо истратить на что-то важное. Я вот подумала и придумала, что это и есть самое важное-преважное.

– Милая девочка… – хотел было возразить доктор.

– Я Дашенька, – перебила Даша.

– Дашенька, – поправившись, продолжил доктор, – я не могу взять твои деньги. Мы твоего дедушку лечим…

– Но дедушке нужны лекарства, – перебила по-детски Даша,  – которые мама купить не может, а на мои денежки купить их можно.

– Он возьмёт, Дашенька, – вмешался в разговор Сергей Витальевич, – возьмёт. Ты, Дашенька, иди, сядь на скамейку, что в коридоре, а то мама придёт, потеряет тебя ненароком. Мы тут с доктором всё обсудим. Поверь, доктор обязательно постарается исполнить твоё заветное желание.

Сергей Витальевич вывел девочку в коридор, усадил на скамейку и сказал:

– Ты представить себе не можешь, Дашенька, как мне было приятно с тобой познакомиться.

– И мне кажется, что мы с вами подружились. Не хватило чуть-чуть времени, чтобы подружиться совсем-совсем.

– Очень подружились, – сказал Сергей Витальевич. – Когда же, Дашенька, мы снова увидимся?

– Если бы дедушка выздоровел, я бы вас пригласила к нам в гости и познакомила бы вас с дедушкой. Вы бы пришли?

– Почёл бы за большое удовольствие.

В это время показалась мама, Дашенька бросилась ей навстречу. Сергей Витальевич остался стоять и смотрел на Дашеньку и её маму.

– Мамочка, познакомься, это Сергей Витальевич, его зовут как нашего дедушку. – Сергей Витальевич чуть поклонился, не спуская глаз с Дашеньки.

– Вы уж извините, – сказала мама, – она такая общительная.

– Нет, что вы, мне было очень приятно. – Сергей Витальевич хотел ещё что-то прибавить, но мама Дашеньки проговорила:

– Простите, нам пора.

Мама с дочкой отошли шагов десять, как Дашенька вернулась и подбежала к своему новому знакомому.

– Сергей Витальевич, – сказала она, сделав очень серьёзное лицо, – вы же не выдадите наш секрет? Никому не расскажете?

– Как можно! Заветное желание – оно и есть заветное. Если про него скажешь, так и не исполнится тогда. Ну, а дедушке как-нибудь потом ты сама скажешь. Идёт?

– Идёт. Мы же с вами как-нибудь увидимся?

– Дашенька! – позвала мама. – Я жду тебя.

– Взрослые люди говорят: бог даст, увидимся.

– Пока. Вы такой милый, как мой дедушка. Я бы вас опять обняла, как дедушку, да мама торопится, – и побежала.

Сергей Витальевич с задумчивой улыбкой посмотрел ей вслед. «Есть же на свете такие милые дети», – подумал он и вошёл в кабинет своего друга.

Тот расхаживал по кабинету и, едва увидев Сергея Витальевича, набросился на него.

– Ты что себе позволяешь! Я что должен делать с этими деньгами? Что я скажу её матери?

– Заветные желания, мой друг, надо исполнять. А по поводу денег ты не беспокойся. Я забираю эти деньги себе и берусь ими распорядиться по своему усмотрению. Доверься мне, к тебе никаких претензий не будет. Сам подумай, какой светлый поступок ребёнка. Как бы я сам желал быть её дедушкой или кем-то ещё. Славный ребёнок. Ну, а теперь рассказывай, что там с её дедушкой. Есть ли возможность ему помочь? Что, в самом деле ты знаешь про какое-то средство?

– Помочь-то можно… препарат действительно имеется, но уж очень дорогой. Мы с её мамой про него говорили, но у них таких денег нет. Мне жалко, но что поделаешь, мой друг. Такова, чёрт возьми, наша жизнь.

– Ну, если есть средство, так надо им воспользоваться, – сказал Сергей Витальевич.

– Ты что?.. – начал было Игнат Иванович, смотря вопросительно на друга.

– Вот именно, мой друг, об этом я и думаю.

– Сергей, ты что, их знаешь?

– Нет. Мы с Дашенькой познакомились вот… под твоей дверью, пока ты разговаривал с её мамой. Я счастлив буду помочь этому милому созданию – исполнить её заветное желание. Понимаешь, заветное желание ребёнка, чтобы выздоровел дедушка. Ради этого, Игнат, хочется жить.

– В нашей клинике нет этого препарата, но есть…

– Замечательно, Игнат, срочно найди его. Я оплачу. Займись этим прямо сейчас. Я пойду, чтоб тебе не мешать. Если надо съездить, скажи, я пришлю машину.

– Ты зачем приходил? – растерянно проговорил Игнат Иванович.

– Тебя хотел повидать. Знаешь, что-то тюкнуло, – Сергей Витальевич загадочно улыбнулся. – А может быть, вот за этим… подружиться с этой милой Дашенькой. Знаешь, она сказала, что нам чуть-чуть не хватило времени, чтобы подружиться «совсем-совсем». Чёрт возьми, Игнат, как это хорошо – «совсем-совсем». Деньги я забираю, а ты давай… действуй.

Сергей Витальевич вышел, а Игнат Иванович, в недоумении покачивая головой, сел за стол и принялся звонить.

Через день Сергей Витальевич позвонил другу.

– Как там, Игнат, тёзка мой?.. дедушка Дашеньки?

– Ты знаешь, препарат и в самом деле чудодейственный. Человек прямо на глазах ожил. Я так думаю отпустить его домой, к внучке на новогодние праздники. А что с её деньгами?

– А знаешь, оставлю себе… на память. Я ведь заслуживаю такого подарка, как ты считаешь?

– Если бы они знали, кому обязаны.

– Нет, мой друг, они обязаны не мне – Дашеньке.

– Неужели не откроешься?

– Зачем?

– Тёзка твой интересуется, откуда вдруг пролилась такая щед­рость на него.

– Так пусть спросит внучку про её заветное желание.

Дашенька лежала в постели. В комнате тихо, слышно только, как за стеной равномерно тикают часы. Так много в её голове возникает воспоминаний недавнего прошлого. Теперь, как дедушка пошёл на поправку, в душе у неё столько детской радости. Новый год придёт и к ним: поставят ёлку и будут они с мамой её наряжать, а дедушка сядет на диван и, как бывало, станет смотреть на них. Завтра дедушка приедет домой на новогодние праздники, и они пойдут на ёлочный базар. Дашенька, засыпая, не сомневалась, что услышит шёпот одного-единственного деревца: купи меня. И будет как всегда. Как же сказочно хорошо на душе: ни досады, ни грусти – всё унеслось прочь. Она часто прежде по-взрослому вздыхала, говоря: «Когда же я стану большой?!» Но вот сейчас она подумала, что и маленькой быть не так уж плохо, и прошептала: «Ах, как чудесно иметь заветное желание, от которого становится так хорошо-хорошо».