Журнальный мир

ЗИНАИДА СЕМЁНОВНА

1

Зимние дни коротки. В сумерках выползает морозец. Такова природная среда в посёлке Рыбном. Зинаида Семёновна, небольшого росточка вдова, ввалилась в избу, прислонилась к косяку на минутку, не снимая валенок и старенького полушубка, шагнув, тяжело бухнулась на лавку.

– Вера! – позвала она дочь. – Я так устала. Что-нибудь покушать там осталось?

– Кроме краюхи хлеба, стакана кислого молока ничего в доме нет. – Вера открыла чистое полотенце, показала матери.

– Спасибо, дочка, – поблагодарила она её.

– Знаешь, мама, – заговорила Вера, – тебе нас с братом тянуть трудновато, может, мне бросить учиться, сама знаешь, какое время, – рассудительно сказала она и глянула на мать.

– Нет, давай-ка доучивайся, у нас в роду неучей не было, – недовольно посмотрела она на дочь. – Твоя старшая сестрица Гутя выскочила замуж, и чё? Не доучилась, а сейчас с дитём сидит, мужик на фронте воюет. Правда, я ей дала работу, чтобы мыла полы в конторе по вечерам и за это получала пайку. Жалко мне её.

– Мама! – Вера тут же её перебила. – Аграфена Ильинична, моя учительница химии, мне подсказала, что в лабораторию геологов нужен лаборант. Днём я в школе, а вечером на работе.

– Ты молоденькая, ещё наработаешься. Ой, смотри, пожалеешь, – сочувственно вздохнула. – Ладно об этом, меня с утра дома не было. Рассказывай новости.

– Сегодня в нашем посёлке две чудные старухи появились, обе в чёрных одеяниях. Бывшие монашки. Поселили их тут недалёко, в пустующем доме. Одна сестра Наталья, а вторая сестра Анастасия. Сестра Анастасия такая маленькая, с тебя и с меня ростом, а сестра Наталья стройная, высокая. Тебе пришли письма с фронта. Там от брата есть одно, я сейчас отдам, – исписанное письмо-треугольник вручила матери.

– Давай сама, в потёмках не видно, – она вернула письмо дочери, рядом на столе горела яркая свечка, что можно было читать и писать.

Брат Анатолий писал – у них на фронте пока спокойно. Посылали брать «языка», взяли. Здоровым оказался немцем, ох как изматерились бойцы, пока его тащили к нашим позициям. Спасибо за варежки. Всем привет. Короче, вот такие новости. Письмо было коротким, но очень хорошим.

– Славу богу, Толик написал это письмо, – мать смахнула слезу. – Я что-то сейчас вспомнила, как твои братья оказались на фронте, хотя имели бронь. Приходит из Красноярска приказ, сколько нужно отправить народу на фронт. А где их взять? Вот и пришлось твоих братьев подписать на это. Я каждый день молю, чтоб они оттуда пришли живыми и невредимыми, – она снова смахнула слезу.

– Хорошо, мама, я доучусь, сдам экзамены и устроюсь на работу, – твёрдо сказала дочь.

– Не знаю, к месту или нет. Так вот, слушай: я когда училась, в нашей школе был псаломщик, горбатенький и голубоглазый, с приятным голосом. Закону божьему учил. Ещё нас учила молодая учительница Василиса Парамоновна, приехавшая из города в наше село. Училась в нашем классе дочь купца Ефремова, Дунька. Ох, здоровой была девкой, в каждом классе, заметь, сидела по несколько лет. А что ей не учиться, сиди на отцовской шее. А замуж всё равно кто-нибудь да возьмёт. Так вот, как-то на уроке эта дылда Дунька с учительницей сцепилась, подралась из-за псаломщика. Прибежал сторож, чтоб разнять их. А нам-то смешно, мальчишки их ещё между собой зюзюкают. После того случая учительница уехала. Я окончила школу, и мы уехали из села. Ничего о них не знаю. А вот ещё был такой случай: батюшка жил с двумя женщинами. Попадья всегда жаловалась, когда он брал продукты и относил второй женщине: – Пожалей своих детушек, кормилец наш. – На что он ей отвечал: – Люба, там тоже моя плоть голодает.

С тех пор не люблю этих попов. Они больше нас грешат…

Утром – громкий стук в дверь. Чуть не влетела, запыхалась пожилая Евдокия, сторожиха с конторы: – Беда, Семёновна, беда. Мужики в порту дерутся до смерти. Вчера получили аванс и устроили пьянку, а сегодня не вышли на работу. Ты же знаешь, что с ними будет, если прознают в райцентре, десять минут назад мастер Снегирёв звонил.

Зинаида Семёновна быстро оделась, вышла из избы, встав на лавку, легко вскочила на лошадь и ударила по бокам уздечкой. Стремглав помчалась с места, когда прискакала в порт, лошадь была вся в мыле. Ловко спрыгнула и спокойно повела лошадь. Подвела к барачному столбу, завязала на уздечку, вытерла схватившуюся корку и накинула старую попону. Только потом вошла в барак. Колька-одноглазый с перекошенным ртом лежал на нарах и тихонько стонал. На лавке, с огромным фингалом, курил папиросу толстяк с лукавым взглядом, Федул. Мужики, завидев Семёновну, торопясь, начали собираться и по одному выходили из барака, остались Федул с Колькой.

– Ну, рассказывайте, что у вас тут случилось.

– Да ничего особенного, щас пойдём на работу, я покурю и пойдём.

– Только в темпе, а то штраф влеплю обоим.

Встав, Колька зло зыркнул своим единственным глазом на Зинаиду Семёновну. Оделся и вышел.

– Иногда мужики стенка на стенку собирались и кулаками махали на Руси, так что не обессудь, Семёновна, – захихикал, одеваясь, Федул, – так что езжай и не приезжай.

И, выходя, помахал широкой ладонью: – Пока!

Развлечься так они решили, но всё получилось в меру. Зайти к мастеру, чтоб лишнего не ляпнул начальству.

2

Перед Новым годом вся семья Сергеевых вязала варежки, должны были их отправить на фронт как новогодние подарки. Зашла без стука шумная, огромная соседка Надежда, тяжело дыша, уселась на лавку:

– Что там нового, Семёновна, расскажи.

– Да ничего особенного, как видишь, вяжем варежки для фронта.

– Тут недалече от посёлка Степанов, охотник-тунгус, убил медведя. Из района приехали важные партийные лица, хотим, мол, поохотиться на медведя, а он щас спит. А что им, они крепко поддали. Степанов показал берлогу. А эти пьяные дураки пошли и разбудили его, так он вылез, напал на одного из этих и порвал его насмерть. Второй выстрелил и не попал, хорошо, что тунгус с ними был, тот не раздумывая одним выстрелом мишу наповал убил.

– Серьёзная история. А давай я тебя угощу пирожком. Садись ближе к столу.

Соседка села с краю. Зинаида Семёновна принесла в стакане с подстаканником прозрачный, желтоватый ароматный чай с пирогом. Соседка попробовала и заторопилась, сказала на прощание:

– Спасибо! Я побегу.

Прошло несколько дней, в посёлке появился участковый, и сразу прямиком к Сергеевым. Как раз всё семейство собралось обедать, уже сидели за столом. Отворилась дверь, и вот он, «гость дорогой», на пороге. Не ждали, называется картина.

– Здорово, Иван Петрович, – первой поздоровалась с участковым хозяйка, тот лишь мотнул головой. – Это каким тебя ветром к нам занесло?

– Я слыхал, что ты портовских мужиков на место поставила, драка была? Молодец.

– Что-то ты врёшь, там они меж собой повздорили и разошлись мирно. Не люблю, когда врут.

– Хорошо, скажу. На тебя сигнал пришёл, что ты кормишь гостей пирогами из муки. Давай показывай, где мука. Имею полное право.

– Муку держала в ларе. Пойдём, посмотришь, – она вышла в сени, где находился ларь. Открыла крышку, участковый посветил фонариком. Убедившись, что ларь пустой, оба вернулись в избу.

– И всё-таки скажи, чем кормила гостей?

– Пирогами из картофельного теста с грибной начинкой. Всё очень просто, картофельное пюре смешиваю с протёртой сырой картошкой, получается картофельное тесто.

– Я обыск не стану делать, мне надо срочно успеть съездить в соседний леспромхоз. В следующий раз не угощай гостей, – предупредил участковый и удалился.

«Ну какая сволочь эта Надька, взяла и накапала на меня. Хороший урок она мне преподала», – сразу после ухода участкового подумала Зинаида Семёновна.

3

Война давно закончилась, вроде и жизнь налаживается в семье Зинаиды Семёновны. Сыновья вернулись, оба живы и здоровы. В общем, всё хорошо. Теперь она ни за что не отвечает. Да, Зинаида Семёновна уже пенсионерка. Ребята разбежались по разным углам, кроме младшего сына. Вера успела закончить заочно техникум, её часто гоняют по командировкам, экспедициям. Её дома уже нет целую неделю, укатила на дальний прииск. Толя с Федей отделились и женились, но живут пока в посёлке. А младший сын Спартак живёт с другой стороны родительского дома, и фактически матери не помогает, взял бабу с дитём.

Утром кто-то громко постучался в дверь, Зинаида Семёновна – к двери.

– Заходите! – Открыв, она даже не посмотрела, кто вошёл.

– Ты хоть бы посмотрела, кто такой, – сказал перед ней стоящий председатель поссовета. – Я тебе квартиранта привёл.

Рядом с ним стоял с чемоданчиком симпатичный, подтянутый мужчина с усиками, похожий на гусара.

– Короче, я пошёл, а вы тут без меня разбирайтесь.

Председатель исчез.

– Гамарджоба! – по-грузински поздоровался с ней незнакомец. – Меня зовут Владимиром, а вас…

– Зинаида, – она глянула на него, поймала его взгляд и смутилась. – А вы сами откуда?

– Из Грузии, а вы, надо полагать, из местных, Зиночка? Ну, раз так, показывайте ваши апартаменты.

– Не Зиночка, а Зинаида, – одёрнула она квартиранта.

– Хорошо… хорошо, Зинаида… – успокоил он хозяйку. А про себя подумал: «Время покажет. Зиночка»…

Как оказалось, эти провидческие слова, сказанные квартирантом Владимиром, были в тему, он потом её называл ласково Зиночкой. Ему, семнадцатилетнему парню, власти предъявили, что он с друзьями готовил покушение на самого Сталина. Схлопотал срок. После отсидки не вернулся домой. Остался в Сибири, выучился на бухгалтера. В последнее время попал в посёлок, где проживала Зинаида. Уже не молодой человек влюбился в свою хозяйку. Она ему ответила взаимностью, и у них возникла любовь.

4

Старость подкралась как-то незаметно. Казалось, недавно Зинаида Семёновна была молодой, цветущей женщиной, но вот легли морщины, и вдобавок «украсила» седина, и пошло-поехало, не узнать ту Зинаиду, время своё взяло. Не успела оглянуться – дети выросли, и у них появились свои дети, то есть внуки. Время не расслабляет, а наоборот, только поспевай за ним, сколько успеешь сделать дел.

Зинаиду Семёновну выбрали поселковые пенсионеры быть председателем кассы взаимопомощи, собирать деньги. В основном членами кассы взаимопомощи были одинокие старушки, и единственный ворчун-старик, вдовец, красавец Виктор Михайлович Снегин. Не любила к нему ходить Зинаида Семёновна за взносами. Да он и сам не любил, чтоб к нему захаживал народ.

Бывало, возьмёт бабушка внучку Киру и пошли взносы собирать. Зайдёт к какой-нибудь старухе-горемыке, она ей как на исповеди всё расскажет. Тем временем выпроводит внучку на улицу, чтоб девчонка не слушала, о чём говорят старые люди. Наслушавшись, наговорившись, отправляются к следующей старушке. Отправляясь в очередной раз с внучкой за взносами, они наткнулись возле своего дома на запыхавшегося Снегина.

– Семёновна, срочно нужны деньги. Митька, леспромхозовский водитель, привёз дрова. Там такие отборные, где взял, не сказал. А мне-то что, лишь бы зимой топилась жарко печь.

– А сколько дать?

– Не знаю, просил восемь рублёв.

Зинаида Семёновна отошла в сторону, залезла в сумку, покопалась в ней, вытащила голубенькую «пятёрку» и зеленоватую «тройку», сунула Снегину: – Держи! Отдашь с пенсии в кассу.

– Ой, спасибо! – Снегин чуть ли не вприпрыжку побежал. Глядя вслед этому счастливцу, она вспомнила, когда к ней пришёл бывший батюшка. Попросил её:

– Зинаида Семёновна, надо мне помочь, покойника отпеть, я тебе за это дров привезу.

Подумав, она согласилась, правда, этот припомнил случай ей местный парторг, когда решила вступить в партию. А второй раз ей снова напомнили за сожительство с бывшим политзаключённым. Больше она для вступления в партию никогда не писала заявлений.

Всяко бывало у Зинаиды Семёновны историй, и не счесть…

ЗИНАИДА ИВАНОВНА

Рабочий день только-только начинался. Стройная красавица брюнетка средних лет, бригадир штукатуров Зинаида Ивановна недовольная вышла из прорабской. Машина с раствором должна подойти ближе к обеду, три с лишним часа бригада будет бить баклуши. Чтоб тратой времени не занимались, пусть обстучат банки. Сейчас заставлю приготовить рыжеволосого, губастенького говоруна, машиниста растворной станции Фому Ерёмкина. Пусть займётся, у него вечно что-нибудь не так. Не успела отойти, её окликнул грузный, басовитый прораб Антон Куприянович:

– Слышь чё, Зинаида, забыл тебе сказать насчёт практиканта-пэтэушника, он тебя ждёт в вашем вагончике, ты его там сильно не гоняй, короче, поняла?

Она даже головы не повернула в его сторону, махнула рукой.

Практикантом оказался светленький, худощавый, в конопушках паренёк, сидевший с краю на скамейке, он постоянно краснел, когда кто-нибудь из бригады скажет что-то смешное. – Хватить ржать, всем к Фоме, надо обстукать банки, – приказала Зинаида Ивановна. Подчиняясь ей, из бытовки шумно вывалила бригада.

– А вы, молодой человек, пока что тут остаётесь, – обратилась она к практиканту. – Так рассказывайте.

– А что рассказывать? – смутившись, пролепетал он.

– Кто такой, откуда и так далее… – и просверлила взглядом.

– Я деревенский, Василий Петров, наш колхоз упадочный, то есть скоро совсем развалится, почему решил пойти выучиться на штукатура. Год уже отучился. Пришёл к вам на практику.

– И всё?

– Пока всё.

– Не густо, почти ничего нет в твоей биографии.

– Так будет, – уверенно ответил ей практикант.

– Не говори «гоп», пока не перескочишь. Таких, как ты, я видела много. Ладно, пошли, я посмотрю, на что ты способен. Бери кисть, ведро с водой и тёрку, пожалуй, ещё забери мастерок там в углу.

Находясь в комнатушке объекта, Зинаида Ивановна искала место, на котором можно потренировать практиканта. Нашла.

– Смотри внимательно.

Побрызгала стенку, тёркой аккуратно затирала по мокрому месту, соскоблив мастерком с тёрки налипший раствор, предложила:

– Повтори!

Практикант попробовал проделать то же, что и Зинаида Ивановна, но у него не получилось.

– Что ты стенку гладишь, словно девку! Нажимай и равномерно затирай. Бери тёрку.

Практикант начал затирать вкруговую. Зинаида Ивановна взяла его руку, по ходу ему показывала, как выполняется эта операция.

– Сегодня на свежем растворе попробуем. А сейчас хватит. Пошли. Собери инструмент.

Сняв перчатки, сунула в карман, направилась к выходу.

Раствор привезли после обеда. Бригада работала быстро и слаженно. Успели заштукатурить без затирки два этажа в подъезде «хрущёвки» 67-й серии – сколько привезли, на сколько хватило раствора. После чего пошли затирать и делать откосы. Практиканту тоже досталось. Работая на стенке, что-то непонятное напевал себе под нос. Подошла Зинаида Ивановна, заглянула через его плечо, безрадостно сказала:

– Пой, соловушка, пой. Так не пойдёт. Надя! – она позвала из другой комнаты полную девушку со смешливым взглядом. – С сегодняшнего дня будешь у него наставником, тебе я доплачу.

– Ивановна, побойся бога, какой из меня наставник. Чего смеяться, я в школе кое-как доучилась до восьмого класса, забрала документы – и в ПТУ. После училища к вам попала в бригаду.

– Ничего не знаю, мой тебе приказ. Наставницей с сегодняшнего дня будешь ты.

– Ну ладно, быть – значит, быть…

Прошло три недели после появления практиканта в бригаде Зинаиды Ивановны. Наставница Надя постоянно с ним находилась рядом, показывала и объясняла. Решила сегодня Зинаида Ивановна посмотреть, чему научила его наставница. Нашла их в маленькой комнате, стояла, заложив руки за спину, внимательно смотрела за действиями практиканта. Затирал уверенно, словно заправский штукатур: «Парень знает дело».

– Ты там не увлёкся случайно? – спросила она практиканта. Он сразу бросил затирать, молча взял рейку – типа уравнителя, и провёл ровно по стенке с начала и до конца.

– А как насчёт откосов? – она придирчиво глянула на практиканта.

– Пока не освоил, – покраснев, ответил он.

– Когда окончишь училище, приходи в мою бригаду. Я тебя возьму.

– Спасибо! – ответил практикант.

«Ничего, научится, – подумала Зинаида Ивановна, – толк будет с него»…

ТРЕУГОЛЬНИКИ

Самолёт приземлился в Мотыгино. Светило солнце, а там, где кончалась взлётная полоса, расстелилось ромашковое поле. Недалеко в кустах шиповника распелась голосистая пичуга. С хорошим настроением и подхватив небольшой чемоданчик с пакетом, Кира заспешила на посадку в рейсовый автобус.

Наконец родная улица. Пока родители на работе, Кира первым делом отправилась навестить свою родную бабульку, Зинаиду Семёновну. Знакомая калитка. Кира прошла в глубь двора и по ступенькам крыльца проскользнула в сени. Оставив там чемоданчик с пакетом, вошла в избу. Зинаида Семёновна лежала на диване, увидев любимую внучку, встрепенулась, захлопотала:

– Ой, какой приехал гость, – и сразу засуетилась. – Ты с дороги, сейчас накормлю пирогами.

Внучка с бабушкой сидели за столом.

– Ну, рассказывай, лягушка-путешественница.

– У меня всё нормально, – вздохнула она и посмотрела на бабушку.

– А чего тяжело вздохнула? Никак влюбилась? – заулыбалась Зинаида Семёновна.

– Не угадала, бабуля. Не успела сдать два предмета, ходила с ребятами в поход на Тянь-Шань.

– Было бы из-за чего вздыхать, я тебя знаю, сдашь в следующий раз.

– Да уж как-нибудь постараюсь, – успокоила сама себя Кира.

– Ой, вспомнила, – всплеснула руками Зинаида Семёновна. – Соседке пообещала дать шерстяных ниток. У меня в кладовой осталась целая картонная коробка. Она потом свяжет варежки, носки. Сама я не могу вязаньем заниматься. Зрение меня стало подводить в последнее время.

Кира в темноте хотела достать с верхней полки коробку с нитками, но почему-то на её голову посыпались письма. (На коробке с нитками стояла другая коробка, оттуда и посыпались эти письма-треугольники.) Вдвоём собрали их.

– Бабуля, что за письма?

– Давай посмотрим.

Кира унесла коробку с письмами в избу.

Кира с Зинаидой Семёновной сидели за столом и разбирали старые пожелтевшие письма-треугольники. Кира обратила внимание, что многие письма написаны солдатами на бабушкин адрес.

– Бабуль, скажи, пожалуйста, – обратилась она к бабушке, – почему тебе писали незнакомые люди?

– Миленькая Кирочка, была война. Мы, бабы, понимали, что такое русские зимы. Сидели вечерами и при свечах вязали варежки для наших солдат. А получив такой подарок, любой из наших бойцов мог сделать больше, чем подвиг. Ты возьми хоть одно письмо и прочти его.

Кира вытащила из кучки письмо и вслух начала читать.

«Уважаемая Зинаида Семёновна! Хочу сообщить, что ваши варежки получил, и бью врага насмерть. Хорошо, что вы сообразили на правой варежке связать для указательного пальца. Сам я сибиряк, охотник с Нарымского края. Успел несколько фрицев шлёпнуть благодаря вашим варежкам…»

Кира перестала читать письмо. Взяла следующее.

«Уважаемая Зинаида Семёновна! К вам обращается красноармеец Сергей Воробьёв родом со Смоленщины. Во-первых, вам огромное спасибо за такой подарок. И во-вторых, мне пришлось их отдать, но взамен получил простые рукавицы. Сейчас вам всё объясню. Меня забрали в первые дни. Когда началась война, попал на Ленинградский фронт. Вожу груза, я водитель. Однажды зимой вёз полную машину людей, налетел фриц. Начал нас расстреливать, я остановился. Все кинулись кто куда. Девушка ехала с нами, с перевязанной левой рукой и снайперской винтовкой. Она прицелилась, но промахнулась. Меня подозвала, и с моего плеча, прицелившись, попала. А я заметил, что у неё варежки без напальчника. Когда стреляла, сняла варежку. Я эти, вязанные вами, ей взял и отдал. Мне какая разница, в чём рулить …»

– Надо же, взял и отдал. А что дальше было? – промолвила Кира.

– Помню я этого Воробьёва, – начала Зинаида Семёновна. – После войны он встретился с Зоей, с той девушкой, и они уехали к нему на родину. Фото даже присылал. А вот куда фотография подевалась, я не помню. Чёртов склероз. – И она поморщилась.

– А можно ещё почитать? – попросила Кира.

– Да бери, чего там, – ответила она.

Кира взяла письмо, вскрыла. Оно было немного заляпано кровью.

«Уважаемая Зинаида Семёновна! Пишет вам гвардии рядовой Евгений Лепёхин, омич. Спасибо за посылку, а именно за варежки. Нашему отделению пришлось кидать жребий, кому достанутся ваши варежки, они достались мне. Помимо этого там был сшитый кисет и платочек, а эти вещи достались другим бойцам нашего отделения. Не могу писать дальше, атака…». После этих слов другим почерком было написано следующее… «Жалко, Женьку убили, мне придётся потом написать его матери. Если вы не против, я заберу ваши варежки и буду бить эту фашистскую мразь, отомщу за Женьку и за весь наш многострадальный народ…»

Зинаида Семёновна не выдержала, перебив чтение, сказала:

– Этот парень потом стал Героем Советского Союза, снова забыла фамилию, он заслонил дзот, как Матросов. Мне его однополчанин написал.

– Бабуля, так ты могла эти письма в музей отвезти, в Красноярск.

– Нет, не могу я это сделать. Тяжесть, боль какая-то лежит за них… ладно, давай коробку положи на место и ступай к своим.

Судьбы войны, никуда от них не денешься. А сколько лет-то прошло. Вот они, отголоски истории, где-то там остались, на чердаке, в чулане… и позабыть невозможно.