Русская судьба
Русская судьба
РИСКА
Всё та же вроде ценностей шкала,
Но там, где смутой сбиты, стёрты риски,
Ты вместо звёзд рисуешь купола,
Он – вышки ставит вместо обелисков.
И рвут сердца, и застят нам глаза
То мавзолей, то лет расстрельных мощи.
Но риску, что и мой отец врезал
В сороковых, я нахожу – на ощупь…
И вновь они встают передо мной,
Согретые победным алым стягом,
Не ставшие ни страхом, ни виной –
Звезда, и серп, и молот – над рейхстагом.
СОБРАТУ
По правому делу Победы, собрат,
Не встанут меж нами
Ни спасший страну Богородицы плат,
Ни красное знамя.
На почвах свинцовых была так редка
Победная поросль.
И воздух Победы – до дна, до глотка –
Мы пили – не порознь.
В былом нам главнее – не распря, не спор:
На щит свой сумели
Поднять мы Отчизны отвагу и скорбь
В отцовской шинели.
Лишь вместе мы – отчее слово, народ,
Взмах памяти острой –
И отблеск её: «Коммунисты, вперёд!»
И – «Братья и сёстры!..»
И мы для иных, не пристрастных, времён
Запомнить сумеем:
И знаменем красным наш век осенён,
И крестным знаменьем.
ОНИ, МЫ И ВЫ
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Николай Майоров
Мы – долюбили. Завязали с куревом.
Обзавелись фейсбуком и брюшком.
И честно выворачиваем скулы вам
«Зевотным», в мифы верящим стишком.
И вы, лихие блогеры-ироники,
Развенчивать обученные миф, –
Вы нас в двух-трёх комментах похороните,
Но – просто не дотянетесь до них…
ПАМЯТИ СОЮЗА
Навек ли, навсёды, завжды –
Мрак беловежского деянья?
Неуж от братьев невражды
Мне ждать теперь – как подаянья?
Не дружбы, не сиянья глаз
В больших трудах, в застолье тесном…
Неужто жить теперь без нас
Победам нашим, нашим песням?
Так странно: прямо из кино,
Тая в груди лишь жажду мщенья,
Ушли Саид и Мимино
В свои пески, в свои ущелья.
Ликуют, что пропал Союз,
Что ими, как Тарас, замучен,
Отрывок «Нет священней уз…» –
Ведь он на русском был заучен!
…Горюя, в крике не зайдусь,
И, может, в дни прозрений трудных
Хоть тихих слёз от них дождусь –
Не напоказных, не прилюдных.
Хоть – молчаливой невражды…
И будет это «подаянье» –
Навек ли, навсёды, завжды? –
Как траур. И – как покаянье.
* * *
Сбивали «культ», любви окалину;
Теперь – от нелюбви знобит.
Сдирали памятники Сталину
С земли – но разве он забыт?
Блажил «Апрель»: «В крови – сопрели мы!
Россия, кайся и молись!»
«Прорабы», предвкушая премии,
На лом сдать Ленина взялись.
А что ж держава? Полно! Ей цена, –
Как бронзе, что на лом сдают:
Из кепки ленинской нам Ельцинов,
В рост полный, тыщу отольют!
И мы плутаем, ошарашены,
Там, где кремлёвская стена.
Где чёрным густо позакрашены
Не псевдонимы – времена.
РУССКАЯ СУДЬБА
Кому – батист и шёлк,
Кому – сатин простой,
Кому – тот снег, что шёл
Вчера – густой-густой!
И проблески небес
Сквозь годы-времена.
…И – каждому – отрез
Шинельного сукна…
НА БЕЛОМ СВЕТЕ…
Динамик хриплый на перрон нас вынес,
Велел спешить, а тут – то снег, то дождь…
Нет, я не сдался злой судьбе на милость,
Когда земля ушла из-под подошв!
Там, за стеклом, плафон свеченьем налит,
А тут – сквозит больная полумгла…
И я, найдя слепым ботинком наледь,
Свет белый обнял – там, где ты была!
И было нам тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой…
Хоть нужно ждать мне – на площадке третьей,
Ну, а тебе, похоже, – на второй.
А на весах небесных гирька «против»
Всегда весомей звонкой гирьки «за».
А мы с тобой, земные плоть от плоти,
Глаза в глаза стоим, глаза в глаза!
И диктор, в наши судьбы посвящённый,
Устав просить, нас на испуг берёт.
А мы всё улыбаемся смущённо,
А нас толкает сумками народ!
А нам ещё тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой.
Хоть нужно ждать мне – на площадке третьей,
Ну, а тебе, похоже, на второй…
И этот вот нечаянный припев мой,
Мне кажется, сквозь годы слышишь ты.
И те, что сбились у площадки первой,
Ещё глядят на нас, разинув рты…
НЕ ЧУЖОЕ
Николаю Алешкову
Делаю я многое неловко –
Там, где город водит хоровод.
Только деревенская сноровка
Всё ещё в руках моих живёт!
Вот со сценой, скажем, напряжёнка:
Будто бы стою на сквозняке.
Ну, а топорище и ножовка –
Как влитые, точно по руке!
Прогоню щепу, ножовкой вжикну, –
И задумки внучкины сбылись!
Коля, как ты думаешь, привыкну
К людям выходить из-за кулис?
Как я тяжело стихи читаю…
Будто на уливе чернозём
Штыковой лопатою пластаю –
Чуть не полгектара за разом!
А ведь говорю я – не чужое…
Но из детства – и через судьбу –
Всё несут доярки вёдра с жомом,
Тащат в ряднах силос на горбу.
А в щелястой кузне (через выгон –
Два шага) с утра и дотемна
Железяку жизни Васька Цыган
Правит, выцепляя из горна.
Мне, как в той щелястой кузне, чадно:
Может, зря я пред людьми стою?
Может, слишком мелко и нарядно
То, что лёгким пёрышком кую?
Иль напрасно на себя серчаю?
…Как слова мне губы холодят!
Из далёких лет односельчане
В детские глаза мои глядят.
2
Что осталось? Лишь недуг да хворость.
Густо зеленевшие вчера,
Высохли слова мои, как хворост
Возле обмелевшего Хопра.
То, что было стёжкой к бате, к маме,
То, что жизнь держало, как в плену,
Догорев, лишь сизыми углями
Ночью смотрит в очи на Дону.
Ночь. И перевоз не докричаться.
На болотах – выпи крик больной.
Но не хочет родина прощаться.
Остаётся родина со мной.
Мамин вздох: излуки да лиманы…
Полынок на батином следу.
…И опять на строчки жизнь ломаю –
И на угли сизые кладу.
ЖИЗНЬ
Дней златых запас истрачен – весь.
Хмурь небес, сквозя, на снег срывается.
Прошлое – песком в глазах; и резь
С дымкою заречною сливается.
Всё, что и сбылось, и не сбылось –
Даль, очки с беспомощными стёклами,
Стылый век с моей слезою тёплою, –
Расплываясь, с родиной слилось.
СТЁЖКИ
Светлане Ляшовой-Долинской
Нет слов, а песенка не спета…
Здесь, от тепла и до тепла,
В низах, в глазах не Стикс, не Лета –
Сквозь лозы родина текла.
Текла – от стыни и до стыни…
И жались к вётлам и тернам
Левад родные палестины –
И стёжки, выпавшие нам.
И жили мы – не понарошку,
Чужие жестам и речам.
И огород простую стёжку
Чуть не судьбою величал.
И в нашей приземлённой доле –
Ничьей в ней не было вины,
Хоть и теперь ещё ладони
От повилики зелены.
И видно, и понятно зрячим –
Без сносок, без кручёных фраз –
И почему мы руки прячем,
И почему не прячем глаз…
ЯГОДЫ
Памяти, восторгу и стыду
Прошлое летит в глаза половой.
«Вертолётик» крутится кленовый.
Спеет тёрен в Крюковом саду.
В парке школьном лист кленовый шит
Золотом… Но манит дикость сада.
Тёрен, что морозцем тронут, сладок,
Хоть и рвёт рукав терновый шип.
Стынет шёпот: «Ветку наклони…»
Я клоню, клоню, клоню, а после…
Смотрит юность девочкою взрослой –
Зябко ей! Ведь мы в саду одни.
Почему она опять молчит?
Неужели ничего не скажет?
Тёрен сладок, только губы вяжет,
И во рту потом всю жизнь горчит.
Порошит былое – до слезы,
Как ни щурься – встречь летит половой.
Выцвел, вымерз тот листок кленовый,
Но всё так же ягоды сизы…
* * *
Не спрашивай, туманная слеза,
Хватало ль мне, кропателю стишков, –
Земли, во тьме крутящейся устало,
Для радости…
Да мне «через глаза»
Просевших льдов и праздничных «пушков»
В обветренных ладонях краснотала,
И молодой воды излук –
Хватало!
Навстречу мне он выходил из лоз…
Родной до схваток горловых, до спазм,
Не торговал разлив ознобом в розлив.
Но вместе с ним – я до обрывов рос…
Да, я, наверно, никого не спас
Рванувшись слепо к высям горним: «Аз
Есмь!»
Но – вздрогнул каждой талой веткой вяз, –
И вздрогнул век, ловя обрывный воздух
Его ветвями… И – открыл глаза.
И не меня, а небеса увидел!
А много ль счастья мне за это выдал,
Не спрашивай, бессонная слеза.
P. S.
Идёшь, на меня похожий…
М. Цветаева
Крапива жива – стрекаясь,
Похожая на траву…
Я – пальцами резких пауз –
Ткань речи на смыслы рву!
Безумствую ли, бунтую?
Не вызнавший – не перечь!
Я этим рваньем бинтую –
Что в слове нельзя сберечь….
Что строчками не рябило
На выстуженном листе –
Темнело лицом рябины
Сквозь раны её кистей!
И всё, что сквозь бинт сочится,
Алеет сквозь рвань темно,
С тобой – или с ним! – случится,
И будет – судьбе равно.
Святою водой кропили…
Зашили травой уста…
А я всё кричу – крапивой,
Кладбищенскою крапивой,
Касающейся креста…
ОДУВАНЧИК
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда…
А. Ахматова
…И буду жить в своём народе!
Н. Рубцов
Чтоб просто жить в своём народе,
Я просто выхожу во двор.
И ковыряюсь в огороде,
И рву, мрачнея, всякий сор,
Что душит ратью многоликой
Картофельную борозду:
Осот, щирицу, повилику –
И лопухи, и лебеду!
И к вечеру я гору сора
Не умещаю на рядно…
Но одуванчик у забора,
Хоть плачь, желтеет всё равно!
ПУТЬ КРЕМНИСТЫЙ…
Путь кремнистый… Пыль случайных фраз…
Слухов, сплетен грязь… Догадки. Версии.
Степи бессарабские. Кавказ –
Не Сибирь же, право! И не Персия…
Не обвал, что враз сметает вниз
Экипаж – и не свинец пока ещё.
… И равнинный, как же он кремнист,
Высвеченный звёздами – до камешка!
Путь к прозреньям, к Родине… Домой –
В жмущем грудь мундире – спящей Мойкою.
Сбивчивый. Неровный. Но – прямой,
Без обочин долгих с недомолвками.
Путь кремнистый, заплутавший путь! –
Со строкой, судьбою наречённою…
Вдруг (не вдруг!) решившийся свернуть
С Невского – рывком – на речку Чёрную.
* * *
Предзимья плен (да и судьбу свою)
Делю не с лавром – с почерневшей пижмою,
Что, по колено вмята в колею,
Не рвётся стать метафорою книжною.
Здесь летом сел на брюхо шалый джип –
Колёсный трактор еле-еле вышатал.
А пижме с этой колеёю жить –
Не строчкою, воображеньем вышитой.
И по весне из былок прорасти –
И этой зябкой колее, как Золушке,
Соцветий теплых протянуть в горсти
Неброские застенчивые солнышки.
* * *
Нашлись слова не все ещё, не все…
Они и есть от горестей заслон –
Синеют ли, как васильки в овсе,
Чернеют ли, как спеющий паслён.
И я спешу их отыскать тайком –
Взять синевы или спросить чернил…
Ведь в детстве не считал я сорняком
Паслён, что сладко губы мне чернил.
КОЛЬЦЕВАЯ
На жизнь хватало – рублёвки мятой,
И жизнь бурлила, а не стекала…
Как газировка из автомата –
С дымком сиропа на дне стакана!
На жизнь хватало – звонков трамвая,
Колёс и рельсов вечерней спевки…
И кружки пива, где кольцевая, –
За двадцать, вроде… и две копейки!
И с губ ронялись, помимо сора,
Слова, что жили – лучась, кручинясь.
И жизнь сходилась для разговора
О том, что с нею, дурной, случилось.
И всё, что лили в Кремлёвском зале,
Тут и паялась, тут и лудилась,
И не делилась, не расползалась,
Страна большая – в кружок сходилась.
… Всё разобрали – страну и рельсы –
На лом, в карманы… Где кольцевая,
Сигналят в пробках «рено» и «мерсы»,
А я, сутулясь, всё жду трамвая.
* * *
Угрюмством мучаю жену,
А после – руки ей целую.
Когда уснёт… Я так живу:
Срываюсь в ночь, костёр зову –
И мы гудим напропалую!
Вяжу крючки на перемёт…
Молчу, где вязы в кручу вмяло,
Судьбы читая перевод
На языке оригинала.
Но всё равно – я не карась
У безнадёги на кукане.
Меня спасли уже не раз
Исчезнувшие могикане.
Не раз висел на волоске –
Слова к себе меня прижали.
… И щепкой на речном песке
Черчу бессмертные скрижали.
И оклик детства: «Выйдешь, Сань?» –
Я слышу, немотою мучась.
Я так живу, как будто сам,
Зажмурясь, вынул эту участь…
* * *
Слабеет темнота заплечная;
Где вяз в воде, где берег крут,
Сазаны, выходя со «свечками»,
Седой заре поклоны бьют!
И с кручи дуб глядит – Добрынею,
Хоть край – живою ниткой шит
Его корней… И жизнь обрывную
Подмытый берег не страшит.
Она листвы полёт над кручею –
Зажала в жёлуде литом!
И желваки гоняет кручево
Угрюмоглазых омутов…
с. Петропавловка,
Воронежская обл.