Ровесница. «Осень нагрянет, и роща нарядится…». В больнице Петербурга.
Ровесница.
«Осень нагрянет, и роща нарядится…»
В больнице Петербурга.
РОВЕСНИЦА
Спит монета-ровесница
на ладони моей.
Я смотрю — и не верится:
одногодки мы с ней?!
Покорёжена, мятая,
вся черна и горька…
И попалась, проклятая,
у пивного ларька.
Отсверкала строптивая
у хапуг и рвачей…
Ты, как я, несчастливая.
Я, как ты, был ничей.
Мы для всех — лишь прохожие,
нам приятель — любой…
Грех сказать, но похожие
судьбы наши с тобой.
Жизнь на место поставила
без большой суеты,
так какого же дьявола
ты черней черноты!?
Эх, монета-ровесница,
с молотком и серпом!
Ты теперь словно пленница
с повреждённым гербом!
Нас любили… и мучили,
но достоинств печать
были мы не научены
за гримасой скрывать.
Кроме всякого прочего,
мы во всём — пацаны,
и считали заносчиво,
что нам нету цены.
Эх, монета-ровесница,
я к тебе так привык!
Что же ты, как изменница,
потеряла свой лик?!
Ты, как пчёлка, старательно
собирала из рук
злой нектар обывателей,
наглецов и ворюг…
Всякий, даже ничтожество,
взял тебя — и владей!
На лице твоём крошечном
все пороки людей!
Я — не лучше уродина,
но кривляюсь при том,
что храню верность Родине
всем горбом, как гербом!
***
Осень нагрянет, и роща нарядится,
будет листва полыхать над горой…
Легче от ветра и пламени спрятаться,
чем от назойливых мыслей порой.
Был я проблемами часто раздавленный,
был обокраден до нитки не раз,
был оклеветанный, был окровавленный,
только души сохранился каркас.
Выбрал себе я дорогу — нетленную,
долго пришлось мне плутать и страдать,
только я знал, что мой мир и вселенную
можно трудом и любовью создать.
В БОЛЬНИЦЕ ПЕТЕРБУРГА
Тут не то, чтобы встать, повернуться не просто,
я в больнице лежу для духовного роста.
Одиноко дышу. Не в толпе и не в стае.
Так зерно полежит, а потом прорастает.
Что творил я с собой! Это страшное что-то!
Сам себя штурмовал, как морская пехота.
Остов тела дымит, он разбит и разрушен,
и сердечко моё, что увядшая груша.
В голове — не кора, а больная короста,
я невзгоды терплю для духовного роста.