Место для маневра
Место для маневра
* * *
усмири
наши атомы
боже
мы не то чтобы спорим с тобой
но ускорить сумеем, похоже,
появление парня с трубой:
в чем-то белом, как ветер над бором,
как пылающий метеорит;
в чем-то синем, как пламя, в котором
все, что мы разлюбили, сгорит,
разлетится на гидро и окси
(говорили — гори все огнем).
впрочем, если не сложится, отче,
я еще попрошу об одном:
в день, когда из горящего шара
развернется пожар мировой, —
чтобы за руку я не держала
никого
никого
никого
* * *
Для дежурства — больно рано!
Не сварлива, не стара,
Варит кофе Мариванна —
Процедурная сестра.
Словно воины саванны,
Кофе черен, кофе дик;
Разливается нирвана
В Мариванниной груди,
Что вздыхает под халатом,
От томленья горяча.
Ходит ветер по палатам,
Будит юного врача,
И ворчит за шторкой рваной
Кофеварка на окне,
В тайной страсти Мариванны
Неповинная вполне.
* * *
Настраивается на нерест
лосось, расстроенный немного.
На бок лоснящийся, ощерясь,
нацеливается минога.
Неслышно пение прилива,
и нерша спущена с вершины.
Творение несправедливо,
но этим самым совершенно:
ведь, независимо от веры,
в любом подрагиваньи нерва
Творец, ревнующий о твари,
отыщет место для маневра —
и рвутся ивовые прутья,
и крови не находят губы;
икра горит, ликует рыба
и умирает в одночасье.
* * *
Я стою на пустом перроне —
Электрички наперечет.
Белый ангел меня не тронет,
И поморщится черный черт,
Поглядев на мою поклажу
(Почитай, почти ничего).
Я стою, по загривку глажу
Пса бродячего, ничьего,
На краю, у кривого знака.
И покуда на том краю
За душою моей «собака»
Не заявится — я стою,
Далека от любви и смерти,
Размноженья и дележа,
На железобетонной тверди,
Никому не принадлежа.
* * *
Отчизна в чаду октября
Охвачена пламенем синим.
Рассеян огонь по осинам;
Двойным отраженьем горя,
Большие озера лежат —
И прежнего мира не жалко:
Ложится в ладонь зажигалка,
И можно на кнопку нажать
И новую ноту внести
В симфонию уничтоженья:
Но зрение все же блаженней
И больше движенья вместит,
Поэтому удалено
Оно от участия в деле;
И три опаленные ели
Следят безучастно за мной.
* * *
На берегу найти непросто
пустое место.
Лежит распластанная Хоста,
за ней Мацеста.
На лежаках, забытых между
водой и пляжем,
разложим лишнюю одежду
и сами ляжем.
Пускай июль летит над нами
неутомимо,
бежит волна за валунами —
но мимо, мимо,
и тень отпущенного змея
на наши лица
ложится, тоже не умея
остановиться.
* * *
иди сюда моя хорошая
иди пожалуйста скорее
летит побелочное крошево
с моей чугунной батареи
мой мир назавтра обесценится
рассыплется известкой брызжа
иди сюда моя бессонница
садись поближе,
смотри: вот занавеска тканая,
за ней завеса дождевая
потрогай за руку рука моя
почти живая
и мне довериться не боязно
необъяснимому родству
и
какая разница кого из нас
не существует
Часовня
Когда она очнулась тут,
на перекрестке, то
была одна — и как растут,
ей не сказал никто.
Росли деревья — но она
не выросла совсем.
Младенчески удивлена,
за всем, за всем, за всем
следит, сощурившись, пока
из сонной полутьмы
идут холмы, идет река,
идут большие облака
и маленькие мы.
* * *
Наливное яблочко оборви
на тропе, укрытой сырой травой.
До любви ли, Господи, до любви?
Во саду ли, во
огороде — городу вопреки —
подрастают яблоньки в облака.
До тоски ли, Господи? Да тоски
никакой, пока
прорастают августовские дни
голубым наливом да лебедой.
Огради нас, Господи, сохрани,
сохрани нас до
листопада — ливня — прямых дорог —
перебоев ритма — пока поём —
до последней паузы между строк
во саду Своем.