Пустынный покой
Пустынный покой
Сергей Калашников
Москва
Южная, 8
Этот снег, как пушинки и крошки,
я подхватывал бережным ртом,
подставляя под небо ладошки
и болея ангиной потом.
Там стояла еще у подъезда
деревянная, в общем, скамья.
Я ложился — и с этого места —
на нее — начинался не я,
если в небо смотреть до отказа,
до упора в ночное смотреть
в оба два прослезившихся глаза —
это было похоже на смерть
и на вечную было похоже
жизнь. Казалось: бери — и живи!
Но всегда одного и того же
не хватало: печали, любви,
одиночества, горечи, счастья,
утешенья, вины и чудес —
человеческой и настоящей,
чтобы с болью была, а не без.
Алексей Ковалевский
Харьков
* * *
Как мы с мамой косили траву, —
Я сбивал, а роса помогала,
Я сгребал, а звезда, как волхву,
Путеводные выси казала.
Чьи коренья внизу, чья коса
Отобрали и маму, и травы?
Но все чаще гляжу в небеса,
Торжествующей полные славы.
Прошлогодний злак
Срок пришел караванам
Из-за дальних морей.
И над тракторным станом
Высь теплей батарей.
Ходит гоголем фермер,
Смотрит в землю батрак.
Сохлый, мертвый, как вера,
Согревается злак.
Станислав Федотов
Реутов
* * *
Озер золотые овалы…
Зеленый пустынный покой…
Ан-2.
Мы на нем газовали
четыре часа
над тайгой.
Казалось:
незримой тропою,
тягучей и в меру кривой,
бредем по бескрайнему полю,
поросшему сорной травой.
И те золотые озера
(их сотни охватывал взгляд),
как будто пшеничные зерна,
не давшие всходов,
лежат.
И пахарь
в душе моей
болью
ворочался:
дай же ответ —
неужто бесплодное поле?!
Неужто хозяина нет?!
И стало насколько бы легче,
когда б я увидел дымок —
на будущий стан
человечий
прозрачный и тонкий намек.
Григорий Князев
Великий Новгород
* * *
Эх, вокзальная эта романтика,
Непутевое это тепло!
То на Мгу, то на Будогощь… Гляньте-ка,
Появился ли наш на табло?
Сколько можно сидеть на вокзале-то?
Дух ведет — и в дороге везет.
Электрическим светом все залито,
Запах детства — мазут-креозот…
В Тосно — тесно и любят в Любани ли,
Как считали мы раньше? — Бог весть.
Все скамейки бездомные заняли —
Ничего, лишь бы в поезд свой сесть!
Не успеешь моргнуть — вот и Чудово,
Где, должно быть, живут чудаки.
Люди рядом со мною, откуда вы?
Может статься, что мы земляки…
Так трясет, так трясет, точно в танце я!
Ехать вместе мы обречены,
И, как прежде — почтовая станция,
Поезд свел все сословья-чины.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Под колесные скрипы и скрежеты,
Вечный пленник долгот и широт,
Если ты не в скитаньях, то где же ты,
Мой живой, кочевой мой народ?
Вера Калмыкова
Москва
* * *
Куда мне спешить? Все случится само.
Господь посылает меня как письмо,
безвольно спешу к адресату,
но помню — конверт запечатан.
Не знаю, какая для каждого весть,
ведь я же себя не умею прочесть —
себя изнутри не читаю
и вот содержанья не знаю.
Не раз и не два в изумленье приду:
ужели вот это имелось в виду?
Ну что ж, допускает посланье
двоякое истолкованье.
Порой адресаты читать не хотят,
меня понуждают вернуться назад,
тогда, сомневаясь ничтоже,
молю: отзови меня, Боже.