Радио для глухонемых
Радио для глухонемых
1.
Декабрь пустынен, как тоска
Предвечная — «Зачем оставил?»,
Хоть истину наверняка
Провозгласит апостол Павел
И будет паству научать
Быть милосердней и добрее
И никогда не отличать
Ни эллина, ни иудея,
Лишь человека… Но снежок
Скрипит, болезный, под ногою:
«Земным деяньям вышел срок».
И страшно с истиной нагою
Остаться tête-à-tête, увы,
Душа к земному льнет прощально,
Господней яростной любви
Не вынеся прилив финальный.
2.
Январь перетечет в февраль,
Тоска — в печаль, печаль — в забвенье…
Последнее стихотворенье
Закончится на слове «жаль»…
А жизнь закончится на том
Последнем вздохе, за которым
Нет смысла в слове. Жадным ртом,
Привычным к долгим разговорам,
Прильнешь к заветному питью
С названьем «Лета» на табличке,
Когда другим дадут кутью.
И — захлебнешься с непривычки.
3.
Божья любовь для нас
все равно что радио для глухонемых:
вибрацию разве что слабую
ощутишь дактилоскопическим узором,
ветерок легчайший, врезающийся под дых,
за священной книгою, за вечным, как жизнь, разговором.
Шелестит что-то в воздухе, по листве крадется, в свечах
вспыхнет храмовых, утихая мгновенно, неуловимо…
Если жизнь — это радость,
что смерть тогда? Счастье? Зачах
давний спор, что первично, аминь!
Без огня не бывает дыма.
Но уж если накатит волною — тогда держись!
Что там твой маринист
с девятым валом покатым,
если в бездны кидает
и снова возносит ввысь,
возвращая тебя одной любовью богатым
к этой жизни,
где долго на ней не протянешь, нет,
вновь в соблазн впадешь,
перестав ощущать цунами
восходящей силы…
О, как затихает кларнет,
глохнут скрипки как,
оставаясь лишь внешне с нами.
Этот мир невидимый,
лучше ли он, чем наш?
Или хуже? Узнаем еще —
никого не минует эта дорога.
Собираемся скоро,
входя в туристический раж,
жизнь меняя на смерть,
как актер меняет типаж,
как меняет поклонника
ветреная недотрога.
4.
На эту жизнь, убогую, как суп
У бедняка, как речь у нувориша,
На эту жизнь, чей почерк прям и груб,
Чей окрик строг, а шепот, еле слыша,
С трудом улавливаем, напрягаясь так,
Что звон в ушах, на эту жизнь простую,
Где всё в цене — и солнце, и табак,
С привычкою, уже не протестуя,
Уже не мысля европейских благ,
А только — лишь бы сердце ровно билось! —
На эту жизнь, где каждый сир и наг,
Мы молимся. И молим, чтоб продлилась.
5.
Время, сплющенное, как клоп,
В котором объем и мера изъяты,
Так и толкает сорвать стоп-
Кран, как рвануть чеку из гранаты,
Смачно харкнув в эту харю: «Жри!
Все равно подавишься, образина!»
Прыгай, милый мой, прыгай на счете «три»,
Если ты не юнец уже, а мужчина.
За спиною ветра волшба и пространства свист,
Громоздятся дел недоделанных горы.
Отложив черновик, переходишь на новый лист,
Где совсем другие цвета и узоры.
О, словечко немецкое, каверзное — цейтнот,
Переложишь ношу вдруг на другие плечи,
Чтоб, свои расправив, вчерашний высушить пот
И понять, что и пункта конечного нет,
И прошедшая жизнь — далече…