Булыжник
Булыжник
Утром 12 апреля Булыжник проснулся с тревожным чувством. Он встал, почесал серый бок о щербатый косяк и бессмысленно оглядел опалубку. Щебенка суматошно со-бирала камушки на детскую стройплощадку. Те, как обычно, шумно перекатывались по прихожей, норовя щелкнуть друг дружку позвонче.
— Не стой на дороге, как истукан! — буркнула Щебенка, — ведро бы лучше вы-нес.
Булыжник нехотя взял мусорное ведро.
Раздался стук в дверь.
— Приперся твой силиконовый!— заворчала Щебенка, повязывая самому младше-му теплую паклю. Булыжник смущенно покосился на обшарпанную драпировку.
— Силикатный, Щеба! Ты бы потише. Неудобно!
— Опять еле живой домой явишься! — не успокаивалась она. — Устроился бы хоть гвозди забивать! Перед соседями стыдно!
Булыжник вышел на улицу. Светило нежаркое апрельское солнышко. Из-под снега показались прошлогодние рыжие от ржавчины метизы. Булыжник глубоко вдохнул све-жие пары дизеля и на душе полегчало.
— Твоя все щебечет? — с нагловатой улыбочкой подмигнул Кирпич.
— Хорошая она баба, зря ты. Просто быт заел и отсутствие событийной основы существования.
Силикатный нахмурился.
— Ну, в смысле, не происходит ничего. Работа, дом, дети… — растолковал Бу-лыжник.
— Свозил бы ее в планетарий на башенном кране. Когда бадья до пятнадцатого этажа подымается — такой вид, аж дух захватывает!
— Что ты! Моя высоты боится и запаха бадейного не переносит. А ты был?
— Работал я там, — вздохнул Силикатный. — Кирпичом. Поперли из-за трещины в боку.
— Так ты что ж, больной, выходит?
— Да я здоровей всех! Понаехали эти огнеупертые… Нормальному белому кирпичу на стройке уже и дела нет.
Они подошли к складу. Булыжник высыпал содержимое ведра на газон и набрал раствору. Прохладная бурая жижа приятно пенилась, и друзья расположились на травке возле бочки с олифой.
Вмазали по первой. На душе потеплело, а перед глазами поплыли радужные мазут-ные пятна.
— Вот, ты думаешь, я серый, невзрачный? — достал из глубин подсознания Бу-лыжник. — Наплодил детей, погряз в бытовухе…
Силикатный недоуменно посмотрел на товарища.
— Да нет, не думаю, с чего ты взял? Я вообще ничего не думаю.
— Думаешь-думаешь… Только виду не подаешь. И самое страшное, что ты отчас-ти прав!
Булыжник плеснул обоим по второй и вновь тщательно, чтобы ни капли не распле-скать, вмазал в покатую серую грудь свою порцию. Силикатный не спешил. Он вперился прищуренным взглядом в бочку с олифой, словно прикидывая ее объем.
Повышенный тон Булыжника грубо выдернул Силикатного из созерцания.
— Первые дороги… дома, баррикады, революции, искусство, в конце концов… Вся история человечества — один большой булыжник!
— Скажешь тоже, искусство! — насмешливо хмыкнул Силикатный.
— А Шадр?! — возмутился Булыжник, наливая третью.
Кирпич молча пожал плечами. Про Шадра он ничего не слышал.
— Созидание и разрушение! Лед и пламень! Многообразие форм, четкая, идеально структурированная кристаллическая решетка, — горячился Булыжник. — И при этом…
Откуда-то сверху в раствор упала муха. Булыжник оторвал веточку от зазеленев-шего куста, ободрал листья и аккуратно достал непрошенную гостью. Выкинув муху в сторону сложенной арматуры, он тщательно облизал прутик и продолжил:
— А вы явились на все готовенькое, такие ровненькие, как на подбор, гладенькие… И еще тычете нам в наше несовершенство!
Кирпич смешал вторую с третьей и вмазал обе разом.
— Ну, что ты завелся? Пошли лучше к Гальке!
— Вот-вот… Что нужно кирпичу в жизни? Раствору жахнуть и к Гальке завалиться! Живете, как примитивные окатыши. Никакой цели, никакого полета!
Приятели не заметили, как из-за арматуры вышли два шлакоблока и внимательно слушали их разговор.
— Никакого полета, говоришь? — вмешался тот, что побольше. Тон его был угрожающим.
— Так мы можем устроить, — осклабился тот, что поменьше.
Дело пахло заварухой. Булыжник никогда никого не боялся, и смело шел на конфликт, будучи уверенным в своей недюжинной физической силе. Кирпич же старался всеми правдами и неправдами избегать разборок, ссылаясь на трещину в боку и охотно демонстрируя желающим справку об отбраковке второй степени.
— Братцы, братцы… — забормотал он примирительно. — Присели бы, вмазали… денек-то сегодня какой! Погодка!
— А какой сегодня денек? — продолжал нагнетать большой.
— Космонавтики денек! — ерничал маленький, — и погодка самая что ни на есть летная!
Булыжник грузно поднялся навстречу.
— Что вы знаете о полетах, продукты отходов человеческой жизнедеятельности? Вы в курсе, кого первым человек запустил в небо? Сначала примитивно, вручную, а потом из пращи, катапульты, пушки… Слыхали ли вы, пыль прессованная, по чьему образу и подобию был сотворен первый искусственный спутник?! Понимаете ли вы, жертвы квартирного вопроса, кто все эти бесчисленные кометы и астероиды, бороздящие мировой космос?!
Булыжник сделал многозначительную паузу и резко подвел итог:
— Бу-лыж-ни-ки!
Силикатный суетливо переводил взгляд со шлакоблоков на приятеля и обратно, стараясь мониторить ситуацию. Ему важно было уловить момент для отступления таким образом, чтобы не опозориться перед Булыжником и остаться целым. Наконец, шлакоблоки вышли из оцепенения.
— Ты нам мозги-то не цементируй, — сурово сказал большой. — Мы тоже не вче-ра из-под вибратора, кой-чего понимаем.
— Если ты такой крутой известняк, так мы в уважуху вмажем с тобой по раствору за улицу Циолковского! Но на голое слово не поверим… — рассудил маленький.
— И как же прикажете доказать? — попытался вставить словечко Кирпич.
— А пусть полетает в честь праздничка! — предложил большой и с силой отпих-нул Силикатного.
Тот неловко упал на спину и захныкал:
— Ох, братцы, на самую трещину… так и расколоться недолго…
— Отвянь, по тебе давно уже десантура плачет! — грубо заткнул его маленький и повернулся к Булыжнику. — Полетишь? Или по-другому поговорим?
Булыжник озадаченно почесал затылок.
— У меня даже рогатки нет, не то, что ракетоносителя.
— Ну, как знаешь! Не можешь, так и скажи — взболтнул! — решительно сказал большой и схватил скулящего Силикатного за круглую щель.
— Ой, ой, ой! Мы можем, правда, Булый? Помнишь, как маленькими через забор сигали, пока штакетник не научились выламывать? Мы скоренько! — услужливо залепетал Кирпич. Он юрко высвободился из захвата, вылил оставшийся раствор в тазик и положил ведро набок. Затем взял валявшуюся неподалеку двухдюймовку и положил поперек.
— Заправлены в планшеты космические карты… — весело напевал Силикатный.
Булыжник смерил его презрительным взглядом и ступил на край доски.
Шлакоблоки одышливо вскарабкались на штабель арматуры.
— Готов, Икарушка? — спросил маленький и нахально сплюнул вниз.
— Десять, девять, восемь, семь… — затараторил Силикатный.
— Поехали! — хмуро буркнул Булыжник и махнул рукой.
Братья шлакоблоки, обнявшись, спрыгнули на свободный конец двухдюймовки. На короткий миг доска прогнулась, образовав дугу. Затем более легкий край с треском распрямился, отправляя Булыжник вертикально вверх в Неизведанное. Братья и Кирпич замерли, задрав головы к небу.
— Не врал…— задумчиво сказал большой.
— Молоток! — заключил маленький, жмурясь от слепящего Солнца.
— Шадр! — восторженно выдохнул Силикатный.
— Тебя только за смертью посылать! — хлопотала Щебенка, обрабатывая наждачкой свежие сколы и царапины. Булыжник мужественно терпел. Лишь изредка гримаса боли сменяла его счастливую улыбку. Камушки шумно возились рядом, стараясь подпрыгнуть как можно выше. Они играли в космонавтов.