Осязание былого

Осязание былого

Григорий Шалакин

Член Союза журналистов России, член Международной федерации журналистов.

Заслуженный работник культуры РФ, Почётный работник культуры Кузбасса, обладатель медалей «За особый вклад в развитие Кузбасса», «За служение Кузбассу» и других почётных званий и наград.

Более 18 лет проработал корреспондентом ИТАР-ТАСС, что принесло ему широкую известность*.

Григорий Трофимович Шалакин родился 6 июня 1948 года в шахтёрской семье в городе Прокопьевске Кемеровской области. Пятнадцатилетним подростком пришёл он с первой заметкой в редакцию городской газеты «Шахтёрская правда». С тех пор у него опубликовано более восьми тысяч статей, репортажей, информационных сообщений.

Он – автор трёх книг «Кузбасс – строкой ИТАР-ТАСС». Здесь собраны сообщения, репортажи о событиях, фактах, достижениях. Проект был начат в 1997 году. Эти книги – маленькие энциклопедии о Кузбассе, они уникальны: ничего подобного в России не существует. Книги богато иллюстрированы: Григорий Трофимович – великолепный фотограф.

В последние годы занимается издательской деятельностью. Сейчас – директор редакционно-издательского дома «Книга». В качестве автора, составителя и редактора он подготовил к выходу в свет более 60 книг, рассказывающих о Кемеровской области, общим объёмом 11400 страниц и тиражом 47500 экземпляров.

За годы творческой деятельности у него накопился огромный багаж впечатлений, которые отражаются в каждой его работе. Это своеобразное повествование, которое день за днём продолжается в новых воспоминаниях о нашей жизни и судьбах настоящих людей.


*ТАСС, объясним мы молодому поколению, это Телеграфное агентство Советского

Союза — одно из крупнейших информационных агентств мира, где Григорий Шалакин

работал собственным корреспондентом по Кузбассу. Кроме того, наш земляк (Григорий

Трофимович окончил филфак Новокузнецкого пединститута в ту счастливую пору,

когда тот был и кузницей писательских и журналистских кадров) работал во многих

всесоюзных и общероссийских СМИ и, естественно, встречался с тысячами интересных людей.

Это и впрямь везение!


Моё поколение – послевоенное. Наверное, поэтому детская память сохранила всего лишь единственную картинку начала 1950-х годов, опосредованно связанную с войной и предшествующую смерти генералиссимуса Иосифа Сталина, которую в нашем горняцком посёлке оплакивали в каждом доме. Тот фотокадр стоит перед глазами и сегодня: в людном месте около клуба шахты имени всё того же великого вождя – небольшая группа фронтовиков-инвалидов. Они почти каждый день собирались здесь с прозаической целью – побыть вместе, встретиться и поговорить со знакомыми, чтобы не остаться забытыми и затерянными. И от этого, как мне представляется, им жилось лучше и радостнее.

Запомнились двое. Один подъезжал к месту сбора по нашей улице. Он ехал в инвалидной коляске на трёх велосипедных колёсах с ручным управлением и клаксоном. Мы ватагой караулили его и специально перебегали перед скрипучим «самокатом» дорогу, чтобы худощавый и не очень подвижный из-за ранений мужчина лет тридцати обязательно посигналил нам резиновой грушей со свистком.

Второй добирался до площади пешком. Но двигался он медленно. Его ход сковывал толстенный деревянный протез высотой выше колена и привязанный к обрубку левой ноги потёртыми кожаными ремнями, как бы ни привезёнными из мест боев и сражений. Протез делал мужчину в тёмном костюме с одинокой медалью приземистым и широким в плечах.

Был и третий. Он держал в одной руке морскую свинку, в другой – картонную коробочку. Мимо шли люди. Некоторые останавливались. Давали три или пять копеек владельцу домашнего питомца. Свинка водила носом по ящичку и вытаскивала сложенный квадратиком листок бумаги. Его разворачивали. Внутри могло быть написано: «жди счастья, повезет в любви, через год свадьба, грядет прибыль или прибавление»… Ребятишки лишь наблюдали за гаданием на кофейной гуще, которое никому не сулило горести.

Подобные сцены с морской свинкой в окружении реденькой толпы фронтовиков-инвалидов происходили и на центральном прокопьевском рынке перед входом в цирк Шапито, где за 20 копеек с человека (детям – бесплатно) давали представление бродячие артисты, производившие шумные выстрелы из пушек, от которых у зрителей из рук вываливались вёдра и бидоны, приготовленные для покупки на рынке молока, яиц и прочей снеди.

Такие действа в тёплое время происходили на моих глазах года два. Потом оба самодеятельных фронтовых кружка исчезли.

По этому поводу слёз никто не пролил. Слышать чьи-либо суждения о происшедшем не пришлось. Однако участников дискуссионного клуба я больше не видел. Хотя все остальные соседи, каждый день спускавшиеся в забои шахты имени Сталина за кузнецким угольком, оставались на своих местах.

 

Нам, пацанам, приходилось знаться с теми, кто прошёл плен и Колыму, кто был перемещён с оккупированных территорий. О военной поре они сильно не распространялись. Точнее – помалкивали. А за язык их никто не тянул.

Фронтовиков могли и не знать в лицо, потому что пиджаки с наградами они не надевали. Торжественных поводов по сути не было. А широко и привольно отмечать День Победы в Великой Отечественной войне стали, скорее всего, в 1975 году, то есть спустя 30 лет.

Мне пришлось видеть, как утром 9 мая от пламени мартеновской печи Кузнецкого металлургического комбината прославленные ветераны зажгли огонь в факеле и доставили его на площадь Побед на «уазике» с опущенной брезентовой крышей, украшенном щитом времён Спартака с римскими цифрами, означающими тридцатилетие.

После этого перед заводоуправлением начался митинг. На нём впервые увидел знаменитого сталевара Александра Чалкова, чьё имя со школьных лет ассоциировалось с автоматическим фронтовым оружием, на прикладе которого крепилась табличка «Сибиряку – от Чалкова». Сейчас пишут: «Сибиряку от сталевара Чалкова». Мне то ли в научно-техническом музее КМК, то ли в Новосибирске приходилось видеть такую табличку. Но я не помню, чтобы на ней было выгравировано слово «сталевара». Возможно, что были и те, и другие таблички. Но это маловероятно.

Газетчики часто путались и называли автоматы от Чалкова «калашниковскими». А на самом деле это были ППШ, изготовленные на средства Александра Яковлевича из Сталинской премии, присуждённой ему за освоение скоростного выпуска броневой стали.

Надо подчеркнуть, что за годы войны выпуск стали в Кузбассе увеличился почти на 500 тысяч тонн и достиг более 2,3 миллиона тонн. Естественно, что львиную долю её давал КМК. А валовый выпуск продукции чёрной металлургии за то же время увеличился почти в два с половиной раза. В денежном выражении – с 239 миллионов рублей до 616 миллионов рублей.

В государственном архиве Кузбасса сохранились фотографии 1943 года, на которых около огнедышащего мартена запечатлены Чалков, Лаушкин, другие сталевары и подручные, среди которых, между прочим, были даже симпатичные девчата.

Есть в архиве фотография с фронта. На ней командир 155-го Кузбасского полка полковник Николай Сыркин вручает бойцам автомат Чалкова перед боем за высоту 233,3 под городом Ельней. С таким оружием красноармейцы-сибиряки становились грозой для фашистов, особенно в зимнее время.

В рассказах фронтовиков действительно нередко упоминается о том, что фашисты страшно ненавидели бесстрашных и отважных сибиряков. Если наши вдруг погибали, то озверевшие гитлеровцы вырезали у них на груди звезду. А особенно глумились над погибшими девушками. Можно понять, какое зверьё противостояло нашим гвардейцам, если не могло успокоиться, находясь даже рядом с мёртвыми.

 

Фронт и тыл были едины. Игнатий Шаровьев, политрук 150-й стрелковой дивизии добровольцев-сибиряков, чьи воспоминания скоро появятся в сборнике документов областного архива, на фронте встречал делегацию, в составе которой была мировая рекордсменка по урожайности картофеля Анна Юткина из Кузбасса. По словам политрука, эшелон прибыл на станцию Торопец. Часть вагонов была с пополнением – весёлыми ребятами и девчатами, а половина вагонов была занята подарками. Бойцам привезли сибирские пельмени, сливочное масло, мясо, полушубки, валенки и другие тёплые вещи, личные подарки солдатам и офицерам. Не забыли послать и водочки к пельменям.

Делегация пробыла в дивизии несколько дней. Гости рассказывали, как живут и трудятся в тылу, солдаты и офицеры – как воюют. Приехавшим показали передний край обороны немцев и произвели по ним артиллерийские залпы, разрывы снарядов гости увидели в бинокли.

При освобождении Европы сибирячка Раиса Черева из 309 медсанбата в одной из венгерских деревень во время привала случайно встретилась с бывшим солдатом противника, воевавшим против неё под Воронежем. Она спросила, думал ли он, что советская армия совершит победоносное наступление? Тот ответил: «Даже мысли не допускал, что русские смогут не только освободить свою страну, но и придут на мою родину».

 

Вернёмся на КМК. Сталевар Александр Чалков в войну стал почётным гвардейцем сибирской дивизии. А я познакомился с ним лишь в мае 1975 года, будучи репортёром КМКовской многотиражной газеты «Металлург». Александр Яковлевич красноречием не отличался. Таких называют: «Бурчалкины». Зато он так умело управлял мартеновскими агрегатами, что заработал госпремию. И потратил он её не только на автоматы, но и на шубу жене, с которой воспитал пятерых сыновей. И всех привёл работать на КМК.

Скромности его трудовой династии можно позавидовать. У одного из Чалковых мы сидели за праздничным столом в обычном доме в Точилино с покосившимися сараями во дворе. Был в гостях ещё у одного Чалкова, жившего в бараке на Верхней колонии. Там и там жилищные условия мартеновцев оставляли желать лучшего. Но так воспитаны были ребята: дело – главное, а быт – наживное.

С Александром Яковлевичем в 1975 году ездили в Новосибирск на встречу с бойцами 22-й Сибирской добровольческой дивизии. Там он был нарасхват. Я его сфотографировал со снайпершей гвардии ефрейтором Лидией Соколовой, которая осталась в живых, но её правый глаз закрывала тёмная повязка.

О ней писали в «Боевом листке»:

«На немца – вора и бандита –

давно охотится она.

И сумка у неё набита

немецкой «дичью» дополна.

Удаче этой есть причина:

у Лиды Соколовой взор

отменно зорок и остёр.

Он и взаправду соколиный,

И поневоле немцы-гады

боятся девичьего взгляда.

Она по-снайперски глядит.

Посмотрит – пулей одарит».

 

С оператором новокузнецкого корпункта Кемеровского телевидения Николаем Щетинкиным тогда мы сняли документальный фильм о сибиряках-добровольцах на 8-миллиметровой черно-белой плёнке.

С юными следопытами и новокузнецкими фронтовиками в июне 1975 года побывали в Москве, где встречались с генералом армии Афанасием Белобородовым.

Подвижниками в сохранении памяти о войне были редактор газеты «Металлург», участник Великой Отечественной войны Сергей Знатков и учитель школы №8 Алла Глотова.

 

В 1970-х годах преобразилась сама площадь Побед. Много хлопот руководству города и КМК выпало при решении задач, связанных с установкой в 1973 году на постамент танка Т-34, созданием мемориала с Вечным огнем и музеем боевой славы. Непросто было заполучить стоявшую на учёте в войсках боевую машину. Когда она была выбрана, отслеживался каждый километр её пути.

Танк встал на бетонное основание, не замерев, а продолжая находиться в атаке. Не было на территории Советского Союза, нет и сейчас столь динамичного памятника с использованием танка, дошедшего до Берлина.

Тягуче создавался мемориал, который проектировали и изготавливали по частям, если мне не изменяет память, московские специалисты. На КМК одна за другой шли телеграммы: «Нужен такой-то металл, срочно отгружайте!» Результат очевиден: стоять мемориалу века.

 

Все уголки Новокузнецка всколыхнуло открытие в 1975 году 800-метрового Бульвара Героев – единственного в Кузбассе монументального сооружения подобного типа. Идея проста, как росчерк пера. Но воплощение – гениальное.

Бульвар Героев – волнительный экскурс в грозовые 1941 – 1945 годы, озарённый Вечным огнём. Приходящие сюда (теперь уже после второй или третьей капитальной реконструкции) окунаются в прошлое. Каждый – со своими думами и мыслями.

Мне довелось фотографировать фронтовиков и тружеников тыла и на площади Побед, и на Бульваре Героев. Среди них – полные кавалеры Орденов Славы, награждённые одним, а то и двумя орденами Красной Звезды, орденами Ленина. Не счесть, сколько одухотворённых лиц попало в объектив фотоаппарата. Главное: эти люди – честь и совесть страны – всегда оставались скромными тружениками самых разных цехов КМК, от доменного до паросилового, добросовестными работниками машзавода, железной дороги, строительных и многих других организаций.

Наш новокузнецкий фотоклуб «Сибирь» постоянно показывал отличившихся земляков на выставках в Музее изобразительного искусства и в Доме творческих союзов. Примерно в 1980 году художественный руководитель клуба Юрий Романов раздобыл 72 кадра о войне, которые нигде и никогда не показывали публике. Они были сделаны солдатом в окопах, во время атак. И тайком от кого бы то ни было. Такую правду из первоисточника мало кто получал. А новокузнечанам посчастливилось это видеть на нескольких вернисажах. Фамилию автора снимков подзабыл, но если полистать каталоги выставок, то там она наверняка обнаружится.

 

Отмечаем очередной юбилей Победы. Но до сей поры не вскрыты огромные пласты информации на военную тему. А когда они обнажаются, то воспринимаются с болью и слезами на глазах. Все-таки война – не только победные марши.

Работая над сборником документов госархива Кузбасса, выходящим к 75-летию Победы, подивился цепкой памяти пулемётчика Виталия Удовиченко из 376–й Кузбасско-Псковской стрелковой дивизии. Он бесхитростно описал многие моменты армейской жизни.

Ему запомнилось, например, как в марте 1942 года выбирали из-под снега на болотах мох и снимали солому с крыш в деревнях, чтобы прокормить лошадей.

И бойцам приходилось не легче. Им временами выдавали по два-три сухаря в день. Но 12 января 1943 года в 9:30 около 2700 орудий и минометов Волховского фронта одновременно с Ленинградским начали артиллерийскую подготовку, длившуюся в течение одного часа и 45 минут. Гул и рёв стояли невообразимые. Стрелковая дивизия овладела рощей «Круглая», где гитлеровцы оставили свыше тысячи трупов. Если пленных приводили, то все они были контуженными.

Однако летом 1944 года все ещё продолжались ожесточённые бои и наши войска несли потери.

Пулеметчику врезался в память залп «Катюш» в 4:25 утра. Высота «Гора» покрылась сплошным дымом и пылью. Штрафная рота залегла на нейтральной полосе. Вместе с ординарцем пытался организовать повторную атаку, но бойцы были недосягаемы и без движения. Из 56 человек в роте осталось 33.

На нейтральном поле боя, не занятом противником, – вспоминает он, – мы были обязаны снимать с убитых шинели, обувь, каски. У меня в роте насчитали недостачу в 10-кратном размере на 8900 рублей. В течение двух месяцев высчитывали по 250 рублей, а потом документы финчасти разбомбили, и удержания прекратились.

Утром 23 декабря 1944 года прошла полуторачасовая арт-миномётная пристрелка, за ней – 50-минутная арт-миномётная обработка немецких позиций. Мы дружной цепью поднялись в атаку и за два часа продвинулись вперёд почти на четыре километра.

Бывало, за день и ночь проходили по 40-50 километров.

В четыре часа утра 8-го мая 1945 года были разбужены криками о Победе. Выбегали на улицу все, кто мог. Торжество было неописуемым. Все осознали, что остались живыми и смогут возвратиться домой к своим семьям. Через несколько дней по дороге под советским конвоем проследовали немцы вместе со своими командирами, – поставил точку в своих воспоминаниях воин-сибиряк.

 

Что ж, будем жить и будем помнить, какой ценой старшее поколение обеспечило нам день сегодняшний.

Григорий Шалакин,

Заслуженный работник культуры РФ.

 

 

 

 

Download: 1.pdf