Расхлябанный январь, как белый скат

Расхлябанный январь, как белый скат

Стихотворения

РАЗ ОВЕЧКА, ДВА ОВЕЧКА…

 

Раз овечка, два овечка, три – огромная овца.

В доме тихо, ни словечка. Ночь касается лица.

Подтыкает одеяло, гонит серого волчка,

А потом из тьмы устало смотрит глазом ночника.

 

Мерно тикает часами, машет веткой за окном.

Лёгким облаком касаний заполняет спящий дом.

Искривляется пространство, время будто мчится вспять.

Сны – как взятки в преферансе, хорошо бы прикуп знать!

 

Знать, что ночь играет честно с подсознанием моим.

Я ребёнок. Я невеста. Не с любимым, а с другим.

Снится старый дом с крылечком, и родители, и сад.

Три кудрявые овечки бродят, что-то говорят.

 

Ходит пиковая дама к нам на чай и на десерт

В чёрной шёлковой пижаме. Вроде карта, вроде – нет.

Иногда приснится имя. Я его произношу

Тихо, шёпотом, интимно. Им живу, люблю, дышу.

 

А потом опять овечки топчут память и кровать.

Утро доброе лепечет: время глазки открывать!

Будто пёрышком, по векам гладит с негой в унисон.

Будь же, утро, человеком: пусть доснится этот сон!

 

 

ЕСТЬ УЛИЦА…

 

Есть улица с названием другим.

То, прежнее, осталось так далёко –

Там, где с подружкой Таней мы сидим

На ветках ив, раскидистых, высоких.

 

Нам по двенадцать, никаких забот,

Но есть простые девичьи секреты.

Их слушает соседский рыжий кот

И жаркое, но ласковое, лето.

 

Там есть зима. Сугробы по плечо.

И в школу не ходить при минус двадцать.

Играть в снежки, чудачить и ещё

Сбивать сосульки, и в снегу валяться…

 

Весной хотелось нам обнять весь мир

И расцветать, как флоксы и тюльпаны.

А осенью – ловить прощальный миг

И листьями шуршать. Ты помнишь, Таня?

 

Нас разделяют годы, города.

Объединяют – интернет и детство.

Я очень редко прихожу туда,

Где жили мы с подругой по соседству.

 

Вот улица. Дома, дворы, сады.

Чужие – люди, окна, атмосфера.

Закатаны в асфальт мои следы

Ботиночек тридцатого размера…

 

 

ХЛАМ

 

Суббота. Я перебираю хлам,

Что прячется по полкам и углам,

Припорошённый временем и пылью.

Вот старый, бабушкин ещё, светильник –

При нём мы с ней читали про зверей,

Про колдунов и трёх богатырей…

А вот собака рыжая из плюша –

Оторван хвостик и потёрты уши –

Мы спали с ней в обнимку по ночам

Всё детство. А сейчас собака – хлам.

Учебники, тетради – всё на выброс!

И прошлое туда же! Чтоб не снилось.

Чтоб не щемило слово «никогда»

И чтоб не слышать, даже иногда,

Как голосит из мусорного бака

Игрушечная рыжая собака.

 

 

ВЗРОСЛАЯ ДЕВОЧКА

 

Взрослая девочка,

Куклы твои мертвы.

У них даже нет могил

На кладбище времени.

Шары улетели в небо –

Последний вчера ещё взмыл.

Он был голубым, конечно.

На то и последний.

 

Жизнь, словно мысль, мелькнула.

Осталась трава.

В ней одуванчики солнцеголовые

Тянутся вверх.

Ты понимаешь,

Что где-то была не права.

Молча и честно

Просишь прощенья у всех.

 

Но не исправить ошибок,

Снова сломалось перо.

Долго сидишь за столом,

Рукой подпирая голову.

То, что написано, как ни старайся –

Не вырубить топором.

Как ни усердствуй, не вымолить

Воскрешения мёртвому.

 

Взрослая девочка,

Пальцы твои всё помнят.

Шьёшь новых кукол из ткани

И наряжаешь, как раньше.

У самой любимой –

В синем платье шифоновом –

На бледной щеке слеза.

Не вышитая – настоящая.

 

 

ЧЕРТА

 

Со мною вот что происходит:

Совсем не та ко мне приходит,

Мне руки на плечи кладёт

И у другой меня крадёт.

Е. Евтушенко

 

Я прихожу. Я знаю, что не та.

И между нами где-то есть черта,

Которую никак не перейти.

И песня есть, звучит её мотив,

Как приговор, как вихрь огня в аду.

Тебе на плечи руки я кладу,

Краду всего тебя у той, другой.

В отместку. Ты догадлив, дорогой.

 

Нас освещает тусклый шарик бра.

На ужин – антрекот и фуа-гра,

Вино и фрукты – всё, как любишь ты,

Изысканно, без ложной суеты.

И мы ещё в любовях прежних, тех,

Как будто в тишине библиотек,

Молчим, пока в твоей моя рука

Вдруг не окажется, а с языка

Сорвётся слово, что невмоготу…

И ночь сотрёт проклятую черту.

 

 

Я К ТЕБЕ ПРИБЛИЖАЮСЬ

 

Я к тебе приближаюсь,

Твои очертания смутны.

Я способна улыбку уже различить,

Даже плащ на руке.

Вижу свитер под горло

Цвета заношенных будней,

И наклон головы чуть заметный,

И шрам небольшой на виске.

 

Над тобой наше небо,

В которое мы запускали

Пёстрых змеев,

Надутые воздухом тёплым шары –

И они ведь парят до сих пор,

В параллельном реале,

Для какой-то другой,

Не известной нам здесь, детворы.

 

Собираю в кулак снеги прошлые,

Чувства, запреты

И сжимаю до хруста,

До взрыва ничьей тишины.

Я стараюсь забыть наши дни

И в обнимку рассветы,

Но к тебе приближаюсь

Сквозь годы, сквозь реки и сны.

 

Это выше меня –

Приказать и ослушаться разом –

Будто выстрелить в птицу,

Потом сожалеть и не спать.

Бредить перьями, снегом,

Слагая нелепые фразы,

Никого не винить,

Наступая на грабли опять.

 

Я совсем уже близко,

Ты смотришь в упор, не мигая,

Будто хочешь задать

Очень важный и трудный вопрос.

Не молчи. Я пришла и сейчас обниму.

Прикасаюсь.

Только это… не ты.

Под рукою холодный шершавится холст.

 

 

НА БЕЛЬЕВОЙ ВЕРЁВКЕ

 

На бельевой веревке стылый день

До вечера, покачиваясь, сохнет.

Прищепки жмут, свирепствует мигрень,

Закапал дождь с небесной подворотни.

 

Ноябрь, тридцатое, канун зимы,

Но не отремонтированы сани.

Телега – в хлам, и мы обречены

Из ж… выкарабкиваться сами.

 

Из каждого, простите, утюга –

Прививочно-ковидные страшилки

Летят, как будто колкие снега,

Что укрывают свежие могилки.

 

А мы болеем, умираем, ждём

И верим каждой буковке надежды.

В наушниках, под солнцем и дождём,

Пытаемся забыться, но, как прежде,

 

Мы в паутине липкой соцсетей,

Не отрывая глаз от телефонов,

Порой, не слышим первых слов детей,

Не замечаем облетевших клёнов…

 

А завтра обещает быть декабрь.

Вчера он помахал мне первым снегом.

С верёвки бельевой в ночную хмарь

Я ноября снимаю день последний.

 

 

ПРИДЁТ ФЕВРАЛЬ

 

Чернила днём с огнём

Не отыскать,

Заплакать просто так,

Зло, до истерик.

Расхлябанный январь,

Как белый скат,

Распластан, мокр,

Беспомощен, растерян.

Я вместе с ним

Белугою реву.

В разводах день

Сквозь мутное оконце,

Легонько раздвигая синеву,

Едва-едва нащупывает солнце,

И затихает мой надрывный плач,

И каждый всхлип –

Всё тише, тише, тише.

А полосы удач и неудач

Стремятся прочь,

Вслед за летящей крышей,

К весне – сквозь сон

И слякотный февраль

Со снежной кашей,

Чередой проталин,

Где что ни куст,

То спрятанный рояль,

Где каждый атом – гиперсексуален.

 

И знаю я – никто не виноват

В том, что чернил

Ни капли не осталось.

Болезненно исчезнет белый скат,

Придёт февраль,

А вместе с ним – усталость.