Журнальный мир

***

На станции, в безлюдной чайной,

Назначенной под снос,

Какой узор необычайный

Нарисовал мороз!

Средь фантастических растений,

Цветущих на стекле,

Промелькивают чьи-то тени,

Родные в том числе, —

Тех, драгоценных и не очень

(Теперь, со стороны,

Из этой непроглядной ночи,

Они почти равны),

Шумливых, все же постаревших,

Озябших без огня,

Не обязательно умерших —

Покинувших меня.

Что ж, сколько ни броди по свету,

Судьбу не превозмочь:

И ты однажды выйдешь в эту

Распахнутую ночь.

И — ни разлук уже, ни горя,

Свет одолеет тьму.

И мы, как прежде, в общем хоре

Споем по одному.

***

Посмотри — эта ночь не хуже,

чем в наше лето.

Ты тогда записал

на тетрадном обрывке чистом,

Что, коль бог наделил тебя

крохами интеллекта,

То, наверное, черт

к нему инструкцию свистнул.

Книжный червь — и смутьян,

по московским дворам скиталец,

Где неважно, кто встретится первой —

смерть иль девица,

Так настойчиво мною

вымечтанный красавец,

Что тебе ничего не осталось —

только явиться;

Балагур, выпускник способный

бессчётных спален,

Вдруг меня приручать задумавший

терпеливо, —

Я любила тебя.

И спасибо, что ты оставил

Мне возможность любить другого

после разрыва.

Над самим же тобою

ночь отливает сталью,

А из всех Медведиц

в окошке — всегда Большая.

И сжимается сердце,

когда случайно представлю,

Как храпишь один в темноте,

никому не мешая.

Знай, что мне в эту ночь

опять по тебе не спится,

И тоски этой хватит, наверное,

лет на двадцать.

Да светится твоя

неправедная зарница —

Всех других нарядней,

уж можешь не сомневаться!..

***

Ты помнишь? — мы опережали дроздов

по части птичьего пенья,

И до самих соловьев

была нам, кажется, малость.

А как-то в полночь

мы почти остановили мгновенье.

Но передумали.

Иначе что бы нам оставалось?

Так бы вот и бродить

по задремавшей отчизне,

Свои лирические стишки

беспечно впаривать массам

И не узнать,

что через двадцать лет по уровню жизни

Эта местность будет располагаться

между Зимбабве и Гондурасом…

***

Нежен и боязлив

Вечерний залив.

Плаваешь до первой звезды,

Почти не тревожа воды.

Через десяток лет

Этот неровный свет

Вернется к тебе во сне —

Мурашками по спине.

***

Бремя давней любви —

это счастье особого рода.

Ты продлил бы мне, Господи,

кроткое это житье!

Ну а если нельзя без геройства —

пусть, ладно, свобода.

Только пусть поскорей,

я хочу пережить и ее.

Я согласна хлебнуть вышины,

как не всякая птица,

Сквозь мелеющий воздух

мучительной красоты.

Лишь бы к ночи хотя бы

в душистой избе схорониться,

Где в хорошее лето

окна достигают цветы.

А потом вспоминать, улыбаясь,

звоночки трамвая,

Ярко-желтые пятна на синем

(листва и вода)

И подумать, что осень

так сладко меня забывает,

Как никто из людей

никого, ни за что, никогда…

***

И пасмурный ветер

потрогать влажной щекой,

И с нежностью вспомнить ночлег —

подобие крова,

И вновь устремиться туда,

где в траве за рекой

Гуляет рыжая

лоснящаяся корова.

И даже если

нерадостная пора —

Такая, что Господи

не приведи нашим детям, —

Все равно каждый вечер

мечтать дожить до утра,

А значит — верить в бессмертие,

как кто-то верно заметил.

И вдруг однажды,

стоя вот так, в пальто,

С десятком лисичек,

найденных здесь же, на кромке поля,

Оказаться внутри звездопада,

хотя никто

Не просил щедрот у небес,

а только глазел, не боле.

А звезды стекают под ноги,

как вода.

И не надо особых навыков

в предсказанье,

Чтоб увидеть дальнейшее:

вздрогнешь и, как всегда,

Вспомнишь детство, паром…

И — не загадаешь желанье.

***

Объяснять мне не надо, что гонит грачиную стаю

За полмира — к Москве, от весны захмелевшей, как все.

Оказавшись почти что в раю, я до слез вспоминаю

Изумрудные мелкие листики вдоль шоссе.

И смеющихся окон вечерних янтарную залежь,

И реклам неуместных горящие угли в золе…

В этом городе я и помру, если не возражаешь,

В день, когда не останется дел у меня на земле.

И увижу во сне, как вдали от привычного крова,

Недоступный промышленным звукам и взглядам зевак,

Занимается клен — чуть зловеще, нарядно, багрово, —

Неудавшейся жизни моей восклицательный знак.

***

Новый год,

бенефис вечнозеленых растений.

Елка вырядилась,

как будто школьница во хмелю.

Я в эти сутки

шарахаюсь от собственной тени

И тебя

забыть уже не пытаюсь — люблю.

День прибавляется,

мы, наоборот, иссякаем,

Жизнь отнимается у нас

без следствия и суда.

Я гонюсь за тобой,

как Герда гналась за Каем.

(«Вам не холодно?» —

«Ах, помилуйте, как всегда».)

Спят пространства,

разлукой нашей казнимы.

Спят меж нами

самолеты и провода.

(«Что вы думаете

про легендарные русские зимы?» —

«Ненавижу

эти чертовы холода».)

Так чего мы добились?

Давай с тобой подытожим:

Ты — как Этна в своих облаках —

в посторонней увяз судьбе,

Я — бреду в новый год

(«Вам не скучно?») с поздним прохожим

И, коль плохо будет вести,

расскажу ему о тебе.

Возвращайся!

Я постараюсь

возродиться к весне, как природа.

Возвращайся!

Я постараюсь

сделать радостным наше житье.

А иначе — уйди из памяти,

чтоб не было нового года.

И скорее, а то Куранты

уже затевают свое.

***

Ты думал: пусть одиночество,

только бы не воскресные

Хождения, дни рождения…

Уж лучше к былым подружкам.

…В парке, где только местные,

Похожий на наваждение

Шахматист

сумерки разливает по кружкам…

Озеро, звездами запорошено,

Смотрит в небо

по праву единоверца.

…Научившийся быть нежданным,

потом — непрошенным,

Ты не смог одного:

совсем исчезнуть из сердца…

***

Грохот. Крики.

Солнце над стройплощадкой

никогда не садится.

А я думала, что лебедка —

это такая птица.

А я спрашивала у прораба:

«Не часть ли вы

Той мечты — с пожизненным стажем?»

Вот увидишь, мы будем счастливы.

А дом будет светел и стоэтажен.

И так далее — на века, навсегда,

Как уже обещали когда-то.

Потерпи!

Звуки стройки — это, в общем-то, ерунда

По сравненью с песней солдата.

Слава

Уж лучше пусть приходит — незаслуженная,

Похожая на школьное вранье,

Ворованная, жалкая, простуженная…

Уж лучше так, чем вовсе без нее.

Не для того, чтоб сразу же зазнаться,

Расправить два поношенных крыла, —

А чтоб смутиться, вспыхнуть, отказаться,

Но все-таки запомнить, что была.

***

Я тебя подожду,

Где вишни цветут в саду,

Где жизнь голосит в листве —

Без царя в голове —

Вот уж недели две.

Что загадывать наперед,

Когда нас Бог приберет?

В предвкушении тишины

Сроки становятся неважны.

Различить бы, век подаренный отгуляв,

Отбормотав, как псалтырь,

Где кончается явь

И начинается быль.